Александр Соскин - Лев Яшин. Легендарный вратарь

В общении Яшин импонировал тем, что не позволял себе перебить собеседника, ворчать, а тем более срываться на крик или брань. Собратьев своих, футболистов, старался публично не осуждать, не критиковать. Оскорбительных, уничижительных слов о партнерах или соперниках не слышали от Льва Ивановича ни журналисты, ни тесные компании, ни большие аудитории. А вратарей привык даже выгораживать. Знал, почем фунт лиха, потому-то скорее жалел, сочувствовал, защищал («удар был сильный», «я бы взять не смог» и т. п.).

Заслоненные широкой спиной Яшина, вечно находившиеся в его тени вратари в большинстве своем не испытывали никакого дискомфорта или уязвленности рядом с ним, наоборот, находили в этом соседстве пользу и удовлетворение. Скорее всего сам Яшин подсознательно ощущал какую-то неловкость от того, что многие годы загораживал им, так сказать, вход в ворота. Переживал, что позволял себе уговаривать своего сменщика, тоже, увы, ныне покойного Владимира Беляева не уходить из «Динамо»: «Я же не вечен». Но оказался более «долгоиграющим», чем его подстраховщик. Поэтому чувствовал и свою вину за не очень складную и скоро закатившуюся карьеру способного человека.

Между Яшиным и окружавшими его вратарями не возникало и намека на ссору, на распри типа недавнего конфликта между конкурировавшими вратарями сборной Германии Оливером Каном и Йенсом Леманном (между прочим, напоминающим Яшина необычайной активностью вдали от ворот). За многие годы в «Динамо» и сборной вместе с Львом Ивановичем тренировалось более 20 вратарей. И несмотря на то, что шанс подменить его открывался лишь в случае недомогания или физического отсутствия в команде, со всеми складывались нормальные, добрые отношения. Даже с теми жалкими единицами, кто впоследствии начал изображать себя конкурентноспособным и равным Яшину. Все остальные, однако, и тогда сознавали, что не дотягивали до него, кто талантами и навыками, кто – упорством и характером. Хватило (Кавазашвили) или не хватило (Беляеву) терпения «пересидеть» на лавке, чтобы прочно влиться в основной состав, Яшин не встал им костью в горле просто потому, что чувство справедливости у нормальных людей сильнее своего «эго». Анзор Кавазашвили говорил, что целых семь лет боролся с Яшиным за место в «основе» сборной, но между ними никогда не возникало антагонизма. Отношения питались уважением и пониманием.

С тем же своим двойным дублером (в «Динамо» и сборной) Беляевым они были на сборах и в гостиницах не разлей вода, но глаза друг другу так и не намозолили. Кто бы из них не занял место в воротах, всегда вдвоем разбирали горячие эпизоды. Когда в разгар чемпионата страны 1957 года у Яшина обнаружилась злосчастная язва и он собирался надолго залечь в госпиталь, на прощание потрепал «заместителя» по плечу: «Я в тебе уверен!» После первой же динамовской победы с Беляевым в воротах тот первым делом помчался в клинику. Лев даже чуть прослезился: «Я же говорил, что все у тебя получится!» В тяжелые летние дни 1962 года, когда на Яшина ополчились после Чили, мало кто поддерживал его так, как Беляев.

Фигура Беляева до сих пор вызывает противоречивые толки. Одни отмечают его верность «Динамо». Другие упрекают в отсутствии амбиций, в том, что удобно устроился за спиной Яшина. Каждому дано право судить в меру своей испорченности. Но ни у кого нет права выдумывать то, чего не было и не могло быть. Приглашение Беляева в сборную, которое Маслаченко назвал «динамовским междусобойчиком», он вывел из родословной тренера Гавриила Качалина.

Но почему-то динамовское прошлое Качалина не проявилось в более показательной ситуации, когда он набирал первый состав возрожденной сборной в 1954–1956 годах. Никто слова бы не сказал, если бы туда было приглашено больше игроков из чемпионского «Динамо». Однако Качалин сформировал ее на базе «Спартака», потому что наступательный футбол был тогда символом веры, а в понимании тренера (которое я разделяю) спартаковский стиль отличался большей агрессивностью, чем рациональный и суховатый динамовский. Я уже не говорю об очевидном – многие спартаковцы, особенно в атакующей группе, были, вне сомнения, индивидуально сильнее. Словом, тренер исходил из интересов дела, как его понимал, а не побочных соображений.

Между прочим, вторым вратарем в сборную, исходя из тех же принципов, был взят сперва Борис Разинский. Беляев же получил приглашение, когда доказал свое право на это очень удачной подменой Яшина в динамовских рядах 1956-го и особенно 1957 годов. К тому же с 1957 года спартаковское представительство в сборной сократилось, а динамовское заметно увеличилось, особенно в тыловом звене, и вызов Беляева был вполне обоснован наработанным взаимодействием с защитниками.

Только в привычно кривом зеркале Маслаченко «судьба сама улыбалась Беляеву, шла ему навстречу с широко распахнутыми объятиями. То, чего другие добивались, себя не жалея, к Беляеву приходило как-то само собой». Эта инвектива не выдерживает критики ни фактами, ни совестью. Трудноразрешимая драма второго вратаря, если при достаточно высоком классе он обречен большей частью сидеть в запасе, упрощена здесь настолько, что искажает положение вещей до неузнаваемости, выставляя Беляева чем-то вроде нахлебника. Слава богу, как вратарь и человек он не нуждается в дополнительной реабилитации, потому что прошел проверку на таком оселке, как многие годы доброго отношения и профессионального доверия Яшина.

Годы спустя столь же теплые, а не конкурентные отношения сложились у Льва Ивановича с последним его дублером и прямым наследником Владимиром Пильгуем. Юный днепропетровец с первого же знакомства почувствовал внимание человека, признанного величайшим из вратарей. Свое благословение желторотому мальчишке Яшин, наподобие своего учителя Хомича, каждодневно давал ненавязчивой опекой на совместных тренировках. Не замечаниями сыпал, а показывал, как лучше выходить из затруднительных ситуаций. Пильгуй не всегда соглашался, упрямился, поступал по-своему. Яшин, к его удивлению, не нажимал: «Делай, как знаешь, лишь бы не пропускал». Только советовал, вопрос ребром не ставил, назиданий вообще терпеть не мог.

Когда Яшин сошел, по образу и подобию его тандема с Беляевым напарником к Пильгую был приглашен богатырь из Владивостока Николай Гонтарь. Он до сих пор не может забыть, как обомлел в аэропорту, когда увидел, что встречает его сам Яшин. И прежде чем «сдать» на стадион «Динамо», повез на своей «Волге» к себе на Чапаевский, чтобы накормить домашним обедом. Не оставлял его вниманием и заботой все годы становления молодого вратаря.

В сборной СССР второй половины 60-х уже при Якушине, а затем вернувшемся Качалине, Лев Иванович фактически взял на себя обязанности тренера вратарей, особенно когда травмы выводили его самого из строя и освобождали от собственных тренировок. «Натаскивал» Юрия Пшеничникова, Виктора Банникова и совсем зеленого Юрия Дегтярева.