Александр Костин - Тайна болезни и смерти Пушкина

Приближаются очередные роды Натальи Николаевны, о чем пишет Н.О. Пушкина своей дочери О.С. Павлищевой от 22 апреля 1835 года: «Я редко ее <���Наталью Николаевну> видаю, она здорова, почти всякий день на спектакле, гуляет; она родит в конце мая месяца». Прогноз матери Пушкина абсолютно верный, ведь она прекрасно помнит, что сын ее пробыл вместе с женой в Полотнянном Заводе с 21 августа по 6 сентября 1834 года, а потом на два месяца уехал в свое имение Болдино. Так что в конце мая – начале июня должен появиться на свет Гришка. Но Пушкин прекрасно знает, что это произойдет, как минимум на полмесяца раньше и стремиться, как всегда, убежать, чтобы не присутствовать при родах. Он подает прошение «на Высочайшее имя» об отпуске на 28 дней для поездки в Псковскую губернию. Прошение его удовлетворено и он уволен в отпуск с 3 мая на 28 дней в Псковскую губернию и ему выдано соответствующее свидетельство от Департамента хозяйственных и счетных дел с приложением печати.

Родители Пушкина были чрезвычайно удивлены его решением выехать в Тригорское, о чем пишет Н.О. Пушкина своей дочери от 7 мая 1835 года: «Сообщу тебе новость, третьего дня Александр уехал в Тригорское, он должен вернуться не позднее 10 дней, ко времени разрешения Наташи. Мы очень были удивлены, когда он накануне отъезда пришел с нами попрощаться. Его жена очень этим опечалена. Признаться надо, братья твои чудаки порядочные и никогда чудачеств своих не оставят». В этом же письме первое в нынешнем году сообщение о желании Пушкина переселиться в деревню: «Александр тоже хочет покинуть Петербург».

8-го мая 1835 года Пушкин приехал в Тригорское, о чем Прасковья Александровна Осипова сделала позднее следующую запись в календаре: «Майя 8-го неожиданно приехал в Тригорское Александр Серьгеич Пушкин. Пробыл до 12-го числа и уехал в Петербург обратно, между тем Н.Н. 14-го родила сына Григория».

Пушкин пробыл у П.А Осиповой два дня и уехал в Голубово к Вревским, чтобы возвратиться в Тригорское перед самым отъездом в Петербург. О кратковременном пребывании поэта в Голубово впоследствии вспоминала дочь П.А. Осиповой Мария Ивановна Осипова (в записи М.И. Семевского): «…в 1835 году (…приехал он сюда дня на два всего – пробыл 8-го и 9-го мая), приехал такой скучный, утомленный: «Господи, говорит, как у вас тут хорошо! А там-то, в Петербурге, какая тоска зачастую душит меня». Посетил Михайловское и нашел дом и усадьбу в запустении».

Вечером Пушкин приезжает в имение Вревских Голубово (в 20 верстах от Тригорского) и гостит здесь два дня. Б.А. Вревский сделал запись в своем «Вседневном журнале на 1835 год»: «Маія 9. Приехал к нам А.С. Пушкин» [121].

Пушкин вернулся в Петербург утром 15 мая 1835 года, в то время, как накануне вечером в 6 часов 37 минут, как сообщила брату Дмитрию Екатерина Николаевна Гончарова – сестра Натальи Николаевны, родился сын Пушкина Григорий. Отец Пушкина Сергей Львович написал об этом событии дочери О.С. Павлищевой от 17 мая 1835 года: «14-го, т. е. во вторник, в 7 или 8 часов вечера Натали разрешилась мальчиком, которого они назвали Григорий – не совсем мне ясно почему».

Об этом же пишет и Н.О. Пушкина дочери от 17 мая 1835 года: «Натали разрешилась за несколько часов до приезда Александра, она уже его ждала, однако не знали, как ей о том сказать, и правда, удовольствие его видеть так ее взволновало, что она промучилась весь день».

То есть Пушкин «угадал» рождение рыжего Гришки с точностью до одного дня, в то время, как родители «ожидали» его появления в конце мая месяца – начале июня. Пушкин, оформив отпуск с 3-го мая на 28 дней, как бы тоже ожидал рождения сына в эти же сроки, «усыпив» тем самым бдительность близких, которые не должны были никоим образом догадаться о семейной тайне четы Пушкиных. Для всех, таким образом, рождение Гришки оказалось «досрочным». Понятно, с каким «удовольствием» желала видеть своего мужа Наталья Николаевна.

В то же время Пушкин, в ожидании этого события, пережил очередной психологический стресс, запечатленный в одном из самых страшных своих пророчеств – в стихотворении «Чудный сон мне бог послал…»

Пушкинисты до сегодняшнего дня спорят, является ли это стихотворение самостоятельным сочинением Пушкина или представляет собой часть какого-то незавершенного замысла. Оснований для подобных сомнений достаточно, тем более, что, похоже, Пушкин и сам «приложил» к этому руку. Во-первых, не найдено каких-либо разумных доказательств тому, когда было написано это пророчество, остававшееся долгое время неизвестным и впервые опубликованное только в 1881 году.

Л.М. Аринштейн без каких-либо объяснений считает, что стихотворение написано «В конце марта, или, возможно, в апреле 1835 г. …» Однако, большинство пушкинистов полагают, что стихотворение написано одновременно со стихотворением «Родриг» («На Испанию родную…»), тем более, что под текстом в рукописи «Чудного сна» Пушкин поставил в скобках: («Родриг»). Это помета как будто бы указывает на связь стихотворения с переводом из поэмы английского поэта Роберта Соути (1774–1843) «Родриг, последний из готов» (1814).

Поскольку дата написания «Родрига» приблизительно установлена (16 мая – 25 июня 1835 года), то, стало быть, и «Чудный сон…» написан в это же время. То есть спор, по существу, идет о том, написано ли стихотворение до рождения или после рождения второго сына Григория, событие которое в очередной раз потрясло Пушкина.

Данную версию «о духовном родстве» этих двух стихотворений предложила Т.Г. Цявловская, которая считала, что «Чудный сон…» «является вольным наброском, предваряющим следующий эпизод поэмы: умирающего графа Юлиана исповедует священник, в котором он узнает короля Родрига, соблазнителя своей дочери. Юлиан прощает ему вину и умирает. В самом деле, такое сходство можно усмотреть. В «Чудном сне…» герою, в данном случае умирающему графу Юлиану, отцу обесчещенной дочери, является старец. Конечно же, этот тот самый отшельник, которого с почтением и усердием схоронил король Родрик. Граф Юлиан также жаждет искупленья, ведь в отместку королю он навлек врагов на свою родину. Он напряженно размышляет о смерти, и какой же отрадой является ему видение старца, не меньшее чем королю Родрику – его врагу: