Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»

В том же 1692 году король выдал дочь Франсуазу-Марию, мадемуазель де Блуа, за своего племянника герцога Шартрского.

Этот брак едва не стоил инфаркта герцогу и герцогине Орлеанским, — как же так, их сына, Внука Франции, вынудили заключить союз с незаконнорожденный дочерью какой-то фаворитки! — но с королем совершенно невозможно было спорить. К тому же герцог Шартрский, которому в ту пору было всего семнадцать лет, совершенно легкомысленно отнесся к предложению его величества жениться на его дочери и тут же дал на это свое согласие.

За что получил от матери крепкую затрещину.

«Как обычно, придворные терпеливо ожидали в коридоре окончания совета и мессы короля, — писал Сен-Симон, — когда увидели направляющуюся к ним Мадам. Монсеньор, ее сын, подошел к ней, как он это делал всегда по утрам, чтобы приложиться к руке. Но вдруг она закатила ему такую увесистую пощечину, что звон от нее был слышен за несколько шагов, донельзя смутив бедного принца на потеху многочисленным зрителям».

Вскоре герцог Шартрский вполне осознал, насколько его мать была права.

Его брак с мадемуазель де Блуа трудно было назвать счастливым. Эта девица оказалась феноменально ленивой и нетемпераментной. «Ее ничего не интересовало, — писал Арсен Уссей, — кроме зеркала и постели, с которой она поднималась лишь для того, чтобы приодеться перед мессой. Но сразу же после молитвы она укладывалась на диван, откуда ее силой нельзя было поднять до того самого момента, когда приходило время ложиться спать».

Исполнение супружеских обязанностей также утомляло мадам де Блуа несказанно, ссылаясь на мигрень, она часто просила мужа оставить ее в покое. Тот не особенно возражал, — в отличие от своего отца герцог Шартрский был большим любителем женского общества и успешно находил утехи на стороне.

Мадам де Блуа, однако, не желала с этим мириться. В конце концов она пожаловалась его величеству на неверность мужа, и тот вызвал к себе герцога Орлеанского, потребовав, чтобы он сделал внушение сыну.

Филипп принялся защищать герцога Шартрского в свойственной ему импульсивной манере, справедливо пеняя королю на то, что всему виной безделье, на которое тот обрекает его сына, не позволяя ему принимать участие в делах государства и вообще как-либо проявить себя. Что еще остается ему, кроме как предаваться удовольствиям?

«В пылу ссоры герцог Орлеанский припомнил брату, что когда-то тот вывозил в военный лагерь в одной карете жену, вечно страдавшую от измен мужа, и двух любовниц, Лавальер и Монтеспан, так что не ему, Людовику, судить о нравственности племянника, — пишет Филипп Эрланже. — Всегда сдержанный, Людовик вышел из себя. Братья ругались так горячо, что придворные прекратили всякие разговоры, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из кабинета короля».

Вернувшись домой после этой бурной ссоры, Филипп почувствовал себя плохо, во время ужина с ним случился апоплексический удар, от которого он так и не оправился.

И 9 июня 1701 года герцог Орлеанский скончался.

Примечательно, что его возлюбленный шевалье де Лоррен, которого Лизелотта саркастически именовала «второй супругой принца», пережил его ненадолго.

«И смерть рыцаря оказалась достойной его жизни, — пишет Ги Бретон, — 7 декабря 1702 года он в Пале-Рояле рассказывал г-же Маре, гувернантке детей герцога Орлеанского, как целую ночь предавался самому безудержному распутству, и вдруг, в момент перечисления всякого рода непристойностей, де Лоррена поразил апоплексический удар, он лишился языка и вскоре испустил дух».

Сама же Лизелотта пережила мужа на целых двадцать лет. В весьма преклонном возрасте 70 лет она умерла 8 декабря 1722 года.

Пусть сама мадам де Монтеспан была теперь никем, но ее дети заняли такое высокое положение в обществе, о каком она могла только мечтать. Как сказал Вольтер, — это был последний триумф мадам де Монтеспан при дворе.

Когда маркиза заявила, что хочет покинуть двор и уйти в монастырь, король не препятствовал ей в этом, и даже, напротив, выразил удовольствие от того, что она наконец покинет двор. Атенаис расстроилась и удалилась в некогда построенный для нее близ Версаля дворец Клайни, откуда, впрочем, ее вскоре выселил герцог дю Мэн, потребовав поместье в качестве свадебного подарка.

Монтеспан не стала монашкой, но истово занялась благотворительностью. На ее средства был построен монастырь Святого Иосифа, где воспитанниц учили рукоделию и прочему женскому ремеслу, дабы дать возможность жить безгрешно. Маркиза основала госпиталь в Фонтенбло, где содержались девочки-сиротки. Она немало жертвовала богадельне Сен-Жермен и пансиону для бедных девиц при монастыре Урсулинок. Она сама подолгу жила в монастыре, много молилась и под роскошной одеждой носила вериги, терзавшие ее плоть.

Смогла ли она искупить грехи молодости?

Монастырь Святого Иосифа располагался недалеко от обители босоногих кармелиток, где жила Луиза де Лавальер. И Атенаис иногда навещала бывшую подругу.

— Я уверяю вас, у меня больше нет амбиций в этом мире, и осмелюсь сказать, что я свободна и от каких-либо желаний, что в свою очередь делает меня нечувствительной к боли любого толка, — говорила она ей.

— Но вы плачете, — отвечала Луиза. — А я больше не плачу.

— Не плачете? Никогда? А я буду оплакивать свою жизнь всегда, — призналась Атенаис.

Мадам де Монтеспан умерла 27 мая 1707 года, когда поехала поправить здоровье на воды курорта Бурбон-л'Ашрамо. По поводу ее кончины переживали младшие дети, но король запретил им носить траур и вообще как-либо проявлять скорбь, — но в этом нет ничего вопиющего, точно так же он относился к смерти многих близких людей.

Герцог дю Мэн был рад смерти матери.

А маркиз д'Антан, сын от брака с маркизом де Монтеспан, прервал охоту и примчался к ложу покойной лишь затем, чтобы выяснить, что причитается ему по завещанию. Он опасался, как бы маркиза не отписала все свое имущество детям от короля.

Гроб с останками некогда самой могущественной женщины во Франции перевезли в семейную усыпальницу Рошешуар-Мортемар и похоронили очень тихо и скромно, без всякой помпезности. При дворе не было заказано ни одной мессы. И лишь популярная газета «Меркюр», некогда так восхищавшаяся великолепной Монтеспан, опубликовала маленькую заметку: «Маркиза доказала, что способна быть столь же великой благотворительницей, как и королевской любовницей».

Царствование маркизы де Монтеспан при дворе Людовика XIV длилось десять лет, и это были годы великих свершений и побед, роскоши и сияния королевского двора. Когда король начал стареть и плотские желания перестали волновать его столь сильно, он тоже сделался праведником и принялся замаливать грехи. С тех пор веселье и блеск придворной жизни изрядно поугасли, придворные, как и его величество, вынуждены были вести степенный и благочестивый образ жизни. Из всех грехов в чести оставалось только обжорство.