Самуил Штутман - Внутренние войска. История в лицах

Возникает вопрос: что же послужило причиной столь резкого изменения в служебном положении Н. М. Быстрых? Можно высказать, по крайней мере, три возможных мотива удаления Быстрых из центра на периферию: конфликт с председателем ОГПУ, изъяны в личном поведении (увлечение спиртным), хотя ни к дисциплинарной, ни к партийной ответственности он не привлекался, и, наконец, просто использование авторитета Николая Михайловича, его организаторских способностей для нанесения окончательного удара по басмачеству (правда, опыта борьбы с таким специфическим явлением, как басмачество, в условиях Средней Азии у него не было). Повлияли все три фактора, но решающим явился второй. Быстрых прекрасно реализовал свои возможности и выполнил порученное дело, после чего был возвращен в столицу, хотя и не на прежнюю, но достаточно престижную должность.

В своем заявлении в Президиум Верховного Совета СССР на имя К. Е. Ворошилова и ЦК КПСС 12 апреля 1956 г. А. М. Быстрых, проживавшая в г. Сим Миньярского района Челябинской области, писала: «22 октября 1938 года был арестован в Москве мой муж Быстрых Николай Михайлович, рождения 1893 года (неточно), уроженец завода Мотовилиха Молотовской обл. (бывшей Пермской). С 1920–1930 гг. работал в Харькове в должности начальника пограничных войск Украины и Крыма. В 1930 году был отозван в Москву на должность начальника пограничных войск СССР. В 1933–1934 гг. работал в Ташкенте в должности начальника пограничных войск Средней Азии. В 1934 году был вновь отозван в Москву, где получил назначение на должность зам. начальника Главного управления РКМ СССР, где и работал до ареста. После ареста муж содержался в Лефортовской тюрьме в течение 1,5 мес и мне разрешена была денежная передача, а позже объявили, что он осужден на 10 лет в режимные лагеря без права переписки. Это все, что я узнала после бесконечных хождений по приемным, устным и письменным заявлениям. С момента ареста мужа я ни одной минуты не сомневалась в его невиновности. Сталкиваясь с грубыми, бездушными людьми, я жила надеждой, что муж будет реабилитирован. А когда был разоблачен подлый враг народа Берия, я еще больше убедилась в невиновности мужа. После ареста Быстрых меня никуда не вызывали и не допрашивали, но в августе 1941 г. я получила предписание о высылке из Москвы в 48 часов. На все мои вопросы и слезы я не получила никаких объяснений, кроме грубых слов и обещания отправить меня этапом, если я не выеду в 48 часов. Я была в отчаянии, т. к. в Москве оставался мой единственный 18-летний сын. Выезжая одна, в крайне тяжелых в то время условиях, я не могла взять с собой даже самых необходимых вещей и выехала с одним чемоданом. Все вещи, оставленные мне после конфискации, остались в Москве. Мне не известна также судьба моего сына — Быстрых Юрия Николаевича, рождения 31 марта 1923 г., уроженца г. Харькова. В 1941 г. в Москве он был призван в Советскую Армию и направлен на фронт в танковую часть. В 1942 году после ранения он был направлен в Курганскую танковую школу для получения звания лейтенанта — командира танка. В 1943 году, после окончания школы, я потеряла связь с сыном. Не получая ответа на свои письма, я неоднократно посылала запросы на имя начальника школы, но ни на один не получила ответа. Если бы он погиб на фронте, я получила бы похоронку.

Дорогой Климент Ефремович!

Нет таких слов, которыми можно было бы выразить на бумаге всю боль от потери самых близких, самых дорогих мне людей — сына и мужа. Невозможно описать сколько пришлось испытать незаслуженных унижений и оскорблений. С 22 октября 1938 года меня вычеркнули из списка честных советских людей, заклеймили позорным пятном — женой врага народа, сделали бесправной. Не у кого было искать защиты и некому было доказывать что советские люди, вышедшие из народа, воспитанные Советской властью и коммунистической партией, не могут быть врагами народа.

Я бывшая красногвардейка, участница гражданской войны на трех фронтах: Восточный — 3-я армия, Западный — 16-я армия и Южный — 6-я армия, с мая 1918 года по 1921 год.

По возрасту я имею право на пенсию. По моему ходатайству от УП.1955 г. мне, как бывшей красногвардейке, с 1 января 1956 года назначили персональную пенсию в размере 150 рублей в месяц. Я работаю в нарсуде 3 участка Миньярского района с 1948 года. С 1951 года — в должности судебный исполнитель. По состоянию здоровья я не могу работать на этой должности, но не могу оставить ее, так как единственный источник существования — зарплата. На назначенную же мне пенсию прожить очень трудно. Дорогой Климент Ефремович!

Очень прошу сообщить о судьбе мужа и сына, а также прошу помочь мне в дальнейшей моей жизни. Прилагаю фотокарточку Быстрых Николая Михайловича.

Искренне уважающая Вас А. Быстрых».

Ей сообщили, что Н. М. Быстрых умер 4 июня 1943 г. Очередной обман.

15-томное следственное дело М. П. Фриновского, сфабрикованное по тому же принципу, по которому изготовлялись подобные дела при нем самом, когда НКВД возглавлял Н. И. Ежов, не оставляло ни малейшего шанса на сохранение жизни, ибо обвинения предъявлялись по «расстрельным» статьям, предусматривающим ВМН за участие в антисоветском заговоре, шпионаж, террористическую деятельность. Весь этот стандартный набор обвинений состоял из фантастических утверждений. Фриновский, зная, каким способом в случае отрицания добивались в его бывшем ведомстве признательных показаний, облегчил следователям работу и безоговорочно признал, что он с 1938 г. являлся участником и руководителем антисоветского заговора в органах НКВД, проводил шпионскую работу в пользу польской и японской разведок, готовил террористические акты против руководителей Советского государства, а также (и это действительно так) необоснованно репрессировал массу честных граждан и фальсифицировал уголовные дела.

В связи с заявлением оставшегося в живых младшего сына Фриновского — Феликса, 1935 года рождения, дело его отца было изучено и оснований для пересмотра и реабилитации найдено не было. Именно по существу последних, приведенных выше обвинений. В обстоятельной справке старшего инспектора Военной коллегии Верховного суда СССР полковника юстиции Кочеткова от 8 декабря 1965 г. приведены факты, исключающие возможность реабилитации М. П. Фриновского.

1. В конце 1937 г., выступая на совещании начальников УНКВД, Фриновский требовал максимального развертывания массовых арестов, обвинив многих участников совещания в либерализме и попустительстве «врагам народа». Он потребовал новых арестов и при этом ориентировал сотрудников НКВД на использование провокационных методов работы агентуры в целях изобличения «заговорщиков».

2. Как замнаркома, устанавливал лимиты на аресты в республиках, краях и областях, требовал применения физических методов воздействия на арестованных с целью добиться признаний, т. е. фактически дал установку на допустимость фальсификаций дел.