Шерил Стрэйд - Дикая

Я разговаривала с Верой, а Кайл срывал травинки, пускал их по воде и наблюдал, как они уплывают вдаль. Вера рассказала мне, что живет в центральном Орегоне, в маленьком городке, и старается ходить в пешие походы при первой же возможности. Кайл и его мать попали в ужасную ситуацию, сказала она приглушенным голосом, они жили прямо на улицах в Портленде. Вера познакомилась с ними всего пару месяцев назад, через организацию, с которой они все были так или иначе связаны, под названием «Основные жизненные принципы». Мать Кайла попросила Веру взять ее сына в этот поход, пока она будет приводить свою жизнь в порядок.

— Ты обещала не рассказывать людям о моих проблемах! — со злостью завопил Кайл, надвигаясь на нас.

— Я и не рассказываю о твоих проблемах, — приветливо возразила Вера, хоть это была и неправда.

— Потому что у меня большие проблемы, и я не хочу рассказывать о них людям, которых не знаю, — продолжал Кайл, снова встречаясь со мной взглядом.

— У многих людей большие проблемы, — сказала я ему. — У меня тоже большие проблемы.

— И что это за проблемы? — поинтересовался он.

— Ну, например, проблемы с папой, — неуверенно проговорила я и тут же пожалела, что об этом сказала. Не так уж много времени я проводила с маленькими детьми, чтобы быть совершенно уверенной в том, насколько честно можно разговаривать с пятилетним малышом. — У меня, в сущности, и папы-то не было, — сказала я делано беззаботным тоном.

— У меня тоже нет папы, — сказал мне Кайл. — Ну, вообще-то папа есть у всех, но я своего больше не знаю. Я когда-то знал его, когда был совсем маленьким, но я этого не помню. — Он разжал кулаки и уставился на собственные руки. Они были полны тоненьких стебельков травы. Некоторое время мы молча смотрели, как они трепещут на ветру. — А что твоя мама? — спросил он.

— Она умерла.

Он мгновенно поднял голову и уставился на меня, изумленное выражение на его лице постепенно сменялось безмятежным.

— Моя мама любит петь, — сказал он. — Хочешь послушать, какой песенке она меня научила?

— Хочу, — ответила я, и ни секунды не медля, он от начала до конца пропел Red River Valley голосом настолько чистым, что я почувствовала себя заживо выпотрошенной. — Спасибо, — пробормотала я, едва не разрыдавшись к тому моменту, как он закончил. — Кажется, это лучшее, что я когда-либо слышала за всю свою жизнь.

— Мама научила меня многим песням, — сказал он серьезно. — Она певица.

Вера попросила разрешения меня сфотографировать, а потом я снова закинула Монстра на спину.

— До свидания, Кайл. До свидания, Вера. До свидания, Падучая Звезда, — сказала я им, отправляясь вверх по тропе.

— Шерил! — закричал Кайл, когда я уже почти скрылась из виду.

Я остановилась и обернулась.

— Нашу собаку зовут Мириам!

— Адиос, Мириам, — воскликнула я.

Позже в тот день я добрела до тенистого местечка, где стоял стол для пикника, — редкая роскошь на маршруте. Приблизившись, я увидела, что на столешнице лежит персик, а под ним — записка:

Шерил!

Мы выпросили эту прелесть для тебя у ребят, которые вышли в однодневный поход. Наслаждайся!

Конечно, я пришла в восторг от персика — свежие фрукты и овощи в моих гурманских фантазиях на равных соревновались с лимонадом. Но еще больше была тронута тем, что Сэм и Хелен оставили его для меня. Несомненно, их кулинарные фантазии были столь же всепоглощающими, что и мои собственные. Я взгромоздилась на стол и блаженно вгрызлась в персик; его изысканно вкусный сок, казалось, проникал в каждую мою клетку. Персик отодвинул на задний план даже то, что ноги мои представляли собой пульсирующую котлетную массу. Доброта, с какой он был подарен, победила и жару, и усталость этого дня. И пока я сидела, доедая его, до меня дошло, что мне не представится возможности поблагодарить Сэма и Хелен за то, что они оставили его мне. Я снова была готова быть одна; в ту ночь я собиралась ставить лагерь в одиночку.

Гоняя во рту персиковую косточку, я огляделась и увидела, что меня окружают сотни азалий с венчиками десятка оттенков розового и бледно-оранжевого цвета, а ветерок срывает и уносит вдаль их лепестки. Казалось, это был подарок мне — как персик, как Кайл, поющий Red River Valley. Каким бы трудным и головоломным ни был этот маршрут, все же не проходило ни дня, который не дарил бы мне нечто такое, что на жаргоне походников МТХ называлось «магией тропы» — неожиданные и приятные происшествия, которые выделялись на мрачном фоне трудностей маршрута. Собираясь подняться и снова закинуть Монстра на плечи, я услышала шаги и обернулась. По тропе мне навстречу шла олениха, явно не осознававшая моего присутствия. Я вскрикнула, совсем тихо, чтобы не испугать ее, но вместо того чтобы метнуться прочь, она лишь остановилась и присмотрелась ко мне, принюхалась, а потом медленно продолжала идти мне навстречу. После каждого шага она останавливалась, чтобы понять, можно ли идти дальше, и всякий раз решала, что можно, все приближаясь и приближаясь, пока до нее не осталось каких-нибудь три метра. Ее мордочка выражала спокойствие и любопытство, она вся вытянулась вперед, насколько осмелилась. Я сидела неподвижно, наблюдая за ней, ни капельки не боясь — как тогда, в снегах, когда ко мне подошел дикий лис и принялся меня изучать.

— Все хорошо, — прошептала я оленихе, сама не догадываясь, что скажу дальше, пока слова не сорвались с моих губ: — Тебе ничто не грозит в этом мире.

Я пришла в восторг от персика — свежие фрукты и овощи в моих гурманских фантазиях на равных соревновались с лимонадом. Но еще больше была тронута тем, что Сэм и Хелен оставили его для меня.

И когда я договорила, с нас словно спало заклятие. Олениха утратила ко мне всякий интерес, хотя все равно не убежала. Она лишь подняла головку и медленно пошла прочь, деликатно переставляя между азалиями свои копытца, пощипывая на ходу растения.

Я шла в одиночестве следующие несколько дней, поднимаясь, спускаясь, снова поднимаясь. Через Этну в Мраморные горы, по длинному жаркому спуску в долину Сейед. Мимо озер, где москиты заставили меня в первый раз на всем маршруте обрызгаться репеллентом. Встречая по дороге однодневных походников, которые рассказали мне о лесных пожарах, бушевавших к западу, хотя они все еще не доползли до МТХ.

Однажды вечером я разбила лагерь на покрытой травой полянке, откуда были видны свидетельства этих пожаров: туманная ширма дыма заволакивала панораму на западе. Я просидела на своем стульчике целый час, глядя, как закатное солнце тускнеет в дыму. За вечера, проведенные на МТХ, я не раз видела захватывающие дух закаты, но этот был более зрелищным, чем они все. Солнечный свет постепенно становился неразличимым, расплавляясь в тысячу оттенков желтого, розового, оранжевого и пурпурного над покатыми волнами зеленой земли. Я могла бы почитать «Дублинцев» или уснуть в коконе своего спального мешка, но в тот вечер вид неба был слишком гипнотическим, чтобы просто встать и уйти. Разглядывая его, я осознала, что миновала срединную точку своего похода. Я шла по маршруту уже пятьдесят с чем-то дней. Если все пойдет как планировалось, еще через пятьдесят дней я закончу прохождение МТХ. И все, что происходит со мной здесь, уйдет в прошлое.