Феликс Юсупов - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова

Когда мы подъехали к дворцу на Невском на углу Фонтанки и вошли, первое, что я увидела, были часовые, а за ними приветливые лица слуг, знакомых с детства.

Мы поднялись в апартаменты Лейминга. Мадам Лейминг ждала меня наверху. Старый дворецкий подал мне ужин и хлопотал вокруг стола. Чтобы не обижать его, я зачерпнула ложкой суп. Но когда мы с Леймингами остались одни, я засыпала их вопросами – избегая, однако, упоминания об убийстве.

Из их ответов стало ясно, что такая же атмосфера царила повсюду – и в Петрограде, и в провинции. Обстановка накалилась до предела. Стоит правительству сделать один неверный шаг, и разразится катастрофа. Народ совершенно запутался.

Некоторые, возможно, более уравновешенные, чем другие, надеялись, что всеобщее ликование по поводу смерти Распутина отрезвит императрицу. Но большинство злорадствовало, видя горе несчастной женщины.

По словам Лейминга, главная опасность заключалась в жажде мести, охватившей приспешников Распутина, которые внушали аналогичные чувства императрице. В большинстве своем это были авантюристы или люди с подмоченной репутацией, которым нечего терять и которые способны на все. Полиция предупредила Лейминга, чтобы он не спускал глаз с Дмитрия ни днем, ни ночью. Снаружи дворец охраняли жандармы в штатском, внутри у каждой двери стояли часовые. Несколько раз подозрительные люди пытались под разными предлогами проникнуть в дом. Министр внутренних дел Протопопов, которому Распутин помог сделать карьеру, послал агентов знаменитой Охранки следить за всем, что происходит в доме, но благодаря бдительности Лейминга им пришлось довольствоваться наблюдением с улицы.

К этому времени труп Распутина обнаружили и похоронили в Царском Селе. Велось расследование, и ходили слухи о суровом наказании вплоть до военного трибунала, на котором вроде бы настаивала императрица. Случай был беспрецедентный, и оставалось неизвестным, как его будут рассматривать. Поскольку Дмитрий был человеком царских кровей, его дело не мог рассматривать гражданский суд. Более того, вся Россия знала, что император относится к нему как к родному сыну, и объясняла его поступок преданностью престолу. Он и князь Юсупов стали героями дня, особенно в глазах офицеров и государственных служащих. Суд над ними мог вызвать вспышку гнева и привести к непредсказуемым последствиям.

Императорская чета уединилась в Александровском дворце и никого не принимала. Члены семьи, которые хотели предостеречь их от слишком сурового наказания и настаивали на встрече, получали уклончивые ответы в сдержанной официальной обстановке.

Отец виделся с Дмитрием накануне, как только вернулся из штаба. Он был потрясен случившимся до глубины души. Разговор был тягостным для них обоих.

Я не знала, что говорить и делать. Все казалось кошмарным сном, безумием, огненным кругом, из которого нет выхода.

Лейминг сообщил Дмитрию о моем приезде. В это время у него был кто-то из наших родственников. Он просил передать, что выйдет ко мне, как только они уйдут.

Наконец я услышала его шаги. Сердце мое остановилось. Он вошел. Наши глаза встретились. Натянутая улыбка, притворно-оживленный вид меня не обманули. Щеки его ввалились, под глазами пролегли черные круги; несмотря на молодость, он выглядел стариком. Мое сердце наполнилось жалостью и любовью к нему.

Он сел за стол, с которого не убрали чашки, и задал мне несколько несущественных вопросов, но вскоре встал и принялся мерить шагами комнату. Я молчала. Было уже больше полуночи. Взглянув на часы, он предложил проводить меня в мои комнаты.

Мы пожелали Леймингам спокойной ночи, спустились по лестнице и пошли по бесконечным коридорам и комнатам, ведущим в мои апартаменты. В ту ночь огромный старый дворец казался зловещим. Наши шаги гулко отдавались в пустых комнатах с высокими потолками. Я не узнавала дом, знакомый с детства; сейчас в нем чувствовалось что-то чужое, враждебное. По спине пробежал холодок, сердце забилось быстрее – мне стало страшно.

Наконец, мы пришли. В комнате меня ждала моя горничная Таня. При виде ее знакомого лица я немного успокоилась. Я разделась, приняла ванну и, надев халат, вернулась к Дмитрию.

Он молча стоял у камина и курил. Не произнеся ни слова, я села в кресло, поджав под себя ноги. Я не хотела начинать разговор. Хотела, чтобы он заговорил первым.

Я сидела и следила за каждым его движением. О! Я все бы отдала, чтобы помочь ему сейчас. Его глаза словно смотрели внутрь и видели страшную сцену, от которой он не мог отвернуться. Я чувствовала, что он потрясен до глубины души и отчаянно пытается бороться с ужасающим разочарованием.

Какую же огромную ответственность взвалил он на себя; каких сомнений и борьбы стоил ему каждый шаг! А теперь ход событий доказывал, что все было напрасно. Возбуждение спало; усилия оказались бесплодными. Я словно проникла в его сознание и его мысли. И поняла, что не смогу задать ему ни одного вопроса. Я больше ничего не хотела знать; я боялась того, что могу услышать; мне было страшно, что до конца своих дней я тоже не смогу отвести взгляд от страшной сцены, нарисованной моим воображением.

И мы молчали. Так, до сегодняшнего дня, хотя прошло уже четырнадцать лет, мы ни разу не касались событий той страшной ночи. Испуганные, раздавленные фантомом, который против нашей воли встал между нами, мы поспешили нарушить молчание. С трудом направив свои мысли в другую сторону, Дмитрий начал говорить о пустяках. Политика давала нам широкий простор для беседы. Наши мнения совпадали. Грозовые тучи сгущались на горизонте.

Дмитрий часто и подолгу бывал в штабе императора в Могилеве. Он провел там в общей сложности несколько месяцев, с каждым разом все больше убеждаясь в безнадежности ситуации. Император, говорил он, не понимал, какая перед ним разверзлась пропасть. Казалось, нет таких слов, которые могли бы ему объяснить, что страна и династия находятся в опасности. Слепота и упрямство императрицы вынудили уйти последних преданных людей; ее и ее супруга окружал обман. Казалось, они ничего не знают о всеобщем осуждении, громком и неприкрытом. Дума взбунтовалась; депутаты в своих речах открыто выражали недовольство порядком вещей при дворе. Даже в высшем обществе обсуждалась возможность государственного переворота с целью изгнать императрицу или потребовать, чтобы император отправил ее в Крым, откуда она не сможет влиять на ход событий.

Но, по словам Дмитрия, все это лишь пустая, бессильная болтовня. Никто не хотел брать на себя ответственность. Люди обмельчали; никто даже не думал об обязательствах России перед Антантой или о сохранении русского достоинства в глазах всего мира. Он мне этого не сказал, но по выражению его лица я поняла, как мне кажется, почему он принял участие в убийстве Распутина. Он хотел не только избавить Россию от чудовища, но и дать новый толчок событиям, покончить с беспомощной и истеричной болтовней, побудить к действию своим примером – и добиться всего этого одним решительным ударом.