Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3

Влетевшая на кончике металла
в тугую плоть, густа и горяча,
она в тяжёлых гроздьях запылала
непобедимым цветом кумача!..

Остановитесь! Здесь его убили.
Далёк тот день в пороховом дыму.
Я дерево, я старая рябина,
но с той поры – я памятник ему.

В трубе февраль, как филин, ухал,
рыдали сосны на ветру.
Давай, мой друг, загоним в угол
непроходимую хандру.

Из этой хижины прокуренной
бежим, нахмуренная, прочь,
туда, где бесы бедокурили
всю нескончаемую ночь!

Звенят по насту лыжи лёгкие,
летят с откоса на откос.
Какой огонь влетает в лёгкие,
как локон выпушил мороз!

В твоём роду две крови поровну
смешали Север и Кавказ.
Меня смущают бровь упорная
и синь архангельская глаз.

Но я гоню остатки робости!
Мгновение, остановись!..
И две судьбы у края пропасти,
как две лыжни, пересеклись.

Когда наступит время каяться,
простим же, плача и смеясь,
всех, чьи пути пересекаются,
одним путём не становясь.

Здесь ветра сабельное пенье
и белый жар солончака.
Одеты в золото забвенья
и степь, и дымные века…

Ловя чужой тревожный запах,
от скачек и от крови пьян,
он здесь стоял лицом на запад —
пропахший потом басурман.

Не ты ли, ветер, в дни разгула
орды свирепой, как гроза,
огра́нил каменные скулы
и сузил Азии глаза?..

А нынче степь – моя дорога.
Простор и воля впереди!
Но почему тогда тревога
растёт и ширится в груди?

И вдруг в лицо дохнуло прошлым,
когда ветрам наперерез,
наметив жертву, рухнул коршун
звездою чёрною с небес!

Вчерашний мальчишка,
бумажный солдат
сегодня впервые стреляет.
Как рвётся из рук боевой автомат,
как больно в плечо ударяет!

Сегодня учёба, а завтра – война.
И он не последний в шеренге,
кто в жаркой работе познает сполна
закон сохраненья энергий…

Там всё по-другому, забыт полигон.
У южных окраин отчизны
главенствует древний звериный закон —
закон сохранения жизни.

Там – в землю заройся, испачкай лицо,
стань деревом, камнем, травою…
Их шестеро было. Их взяли в кольцо
в «зелёнке» рассветной порою.

И не было дела огромной стране,
оглохшей от демонстраций,
что здесь погибают – спиною к спине! —
вчерашние новобранцы.

От крови горячей багрова трава.
Далёкая мысль о невесте…
Но всё отступает! Вступает в права
закон сохранения чести.

Его окружили, склонились над ним,
гортанны, чёрны, бородаты.
Всего и осталось – движеньем одним
рвануть под собою гранату…

Мальчишки, мальчишки,
в позорные дни
отпели вас райские хоры.
А правду о вас знают горы одни,
седые кавказские горы.

Гроза будила среди ночи.
Над крышей небо накреня,
гроза в испуганные очи
метала всполохи огня.

Росла невиданная туча,
как необъятный материк.
И тени корчились в падучей
и умирали через миг.

И открывался мир без грима,
в избытке ярости и сил.
Нам волосы рукой незримой
горячий ветер шевелил.

Огнём распятые небесным,
на самом верхнем этаже
стояли мы.
Какие бездны
мы смутно чуяли в душе!

И цепенея в этом шквале,
с колючим холодом в груди,
мы потрясённо прозревали
свои грядущие пути.

Пилат был болен, некрасив.
Власть принимая, как отраву, —
– Кого помилую? – спросил.
И люди выбрали Варавву.

Вершись, кощунство из кощунств,
уродуй человечьи лица!
– Кого, – спросил, – вам отпущу?
И люди выбрали убийцу.

Какие муки и огни
сравнятся с мукою Господней?
– Распни его, – кричат, – распни!
И бесы стонут в преисподней…

Христос распят.
На небесах
горит Его святая слава.
А в наших грязных городах,
в безвестных весях и лесах —
повсюду! —
царствует Варавва.

Когда дневное скроет ночь
и обнажит миры иные,
молюсь: дай, Боже, превозмочь
пути земные,
когда слабеющей стопой
опоры не найду над бездной,
продли, Господь, мой путь земной
путём небесным.