Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3

Лишних вопросов Ярославу Алексей и члены актива не задавали, ограничились обещанием новичка соблюдать правила коммуны и без проволочек приняли его. Так он стал коммунаром Смеляковым. Чекмазов дал ему почитать журнал «За коммуну», где опубликованы его стихи, весьма неплохие.

После ужина в редакцию стали заходить рабкоры. Некоторые показывали Ярославу свои стихи. Он намеревался раз в неделю собирать местных поэтов, чтобы коллективно обсуждать их творения, но на первых же занятиях ребята стали спорить, обижаться на замечания собратьев по перу. Кроме того, в апреле начала дважды в неделю выходить газета «Дзержинец», и у Ярослава не оставалось времени проводить занятия по вечерам, а в воскресенье он старался получить увольнительную, чтобы съездить в Москву к матери, которую очень любил. Ольга Васильевна сильно переживала, когда сын сидел в тюрьме, очень ждала его и много молилась. Ярослав в детстве воспитывался в православном духе, но в московской школе, как и почти все его сверстники, стал атеистом. Однако чувства матери уважал и никогда не позволял себе при ней ни одного пренебрежительного слова о Боге.

В одно апрельское воскресенье Смеляков собрал рабкоров и поехал с ними в Государственный исторический музей на юбилейную Всесоюзную пушкинскую выставку. Сколько здесь было уникальных и очень интересных экспонатов! Ярослав с трепетом рассматривал личные вещи любимого поэта, его автографы, прижизненные издания, портреты и… доносы на него, анонимки, на которые экскурсовод обратил особое внимание посетителей.

Не всё так радужно было и в коммуне. Незадолго до 10 апреля – дня выхода в свет первого номера «Дзержинца» – пришли трагические известия: 4 апреля арестовали Генриха Ягоду, министра связи, бывшего наркома внутренних дел. И в тот же день застрелился начальник Горьковского НКВД Матвей Самойлович Погребинский, оставив предсмертное письмо Сталину. В Болшевской коммуне вскоре начались аресты, ведь она носила имя Ягоды. Руководство Люберецкой коммуны ходило хмурое, хотя Николо-Угрешу репрессии пока обходили стороной. Словно имя Дзержинского, полученное коммуной в 1936 году, хранило её до поры до времени.

Смеляков с головой погрузился в коммунарскую жизнь, появляясь с блокнотом и пером на заводах и фабриках, в общежитии, на стадионе и, конечно, в клубе, который был идеальным местом расположения редакции. Здесь работали кружки, студии, секции и народный драмтеатр. Им руководил Николай Николаевич Виноградов, актёр Первого московского передвижного рабочего театра.

Однажды Ярослав засиделся допоздна в 12-й комнате, подбирая заметки для очередного номера «Дзержинца». Аня Илюни-на осталась ему помогать. Она ждала мужа Лёву, занятого в театре. В коридоре раздался шум: закончилась репетиция. Ребята и девчата высыпали из малого зала в просторное фойе. Смеляков как раз завершил свою работу и выходил из редакции. Его внимание тотчас привлекла одна девушка, самая красивая из всех: правильные черты лица, большие сверкающие глаза – серые с игривым зеленоватым оттенком, – необыкновенно грациозные и пластичные движения, выразительная мимика – всё это очень выделяло её среди подруг. Девчата прошли мимо Ярослава, не обратив на него никакого внимания.

– Кто она? – спросил он у Ани. Та сразу догадалась, о ком речь:

– Маша Мамонова. Она скоро дебютирует у нас в пьесе Гу сева «Слава», в главной роли. Лётчицу Лену Медведеву будет играть. Машенька очень талантлива, она раньше занималась у нас в самых разных кружках – фортепиано, хореографии, театральном. К Максиму Горькому в 35-м на дачу выступать ездила, когда к нему Ромен Роллан приезжал. Николай Николаевич на неё очень надеется. Ой, мне пора, – заторопилась Анна, увидев Лёву, выходившего из зала последним, вместе с Виноградовым.

Ярослав дождался следующей репетиции, чтобы познакомиться с прелестной Машенькой. Она играла очень естественно. Смелякову не надоело смотреть целый час мизансцену, которую режиссёр заставлял её повторять с партнёрами. После репетиции Ярослав подошёл к девушке, представился ей и попросил ответить на несколько вопросов. Маша, видно, спешила куда-то и отвечала очень кратко, по привычке слегка кокетничая. Она почти не обратила внимания на нового корреспондента. «Белобрысый, невидный какой-то», – подумалось ей.

Поэт и впрямь не отличался яркой внешностью: светловолосый, ушастый, брови и ресницы белёсые, глаза бледно-голубые, неулыбчивые. Впрочем, Тане Волковой, которая дружила с ним, но вовсе не была влюблена, нравился его бархатистый баритон, а цвет глаз Ярослава она сравнивала с оттенком цветков цикория, выгоревших на солнце.

В конце апреля состоялась премьера. Машенька в роли лётчицы Лены Медведевой была не просто хороша – блистательна. Она, казалось, не играла – жила на сцене. После спектакля зал взорвался овациями.

– Мамонова! Мамонова! – скандировал Ярослав вместе со зрителями, много раз вызывая дебютантку на поклоны. Ей подно сили скромные букетики первоцветов, собранных в ближайшем Гремячевском лесу, а один парень где-то достал тюльпаны.

Смеляков написал в газету восторженный отзыв и поместил его в ближайшем номере, подписавшись псевдонимом Старик. Машенька всё больше занимала его воображение. Любовь это или простое увлечение, он не мог понять, но его неудержимо тянуло к ней, такой яркой и талантливой.

К Первомаю Ярославу выписали премию, причём не деньгами, а бонами. В коммуне на площади у бывшего монастыря был двухэтажный магазин вроде торгсина, где продавались за боны дефицитные вещи. Там Смеляков купил себе модный коверкотовый костюм бежевого оттенка и подходящий к нему кирпичного цвета галстук. В этом костюме он ходил теперь и на работу, и на прогулки.

Ясным субботним вечером Ярослав решил пригласить Машеньку в кино. Он пораньше поужинал в столовой, которая после семи работала как ресторан, пришёл в клуб к открытию кассы и взял два билета в последний ряд на семичасовой сеанс на лирическую комедию «Цирк» с участием Любови Орловой и Сергея Столярова.

На полшестого была назначена репетиция: театр коммуны готовился к спектаклю в Люберцах. Ярослав купил букет махровой сирени у бабушки-цветочницы и поспешил к репетиционному залу. Но подняться на второй этаж он не успел. К его удивлению, Мамонова с подружками уже выходила из дверей клуба на улицу. Девушки весело пересмеивались о чём-то своём.

– Привет! Репетицию отменили? – спросил Смеляков, протягивая Маше букет.

– Да, Николай Николаич позвонил. Его в театре поставили в сегодняшний спектакль. Какой-то актёр у них заболел. В понедельник репетировать будем, – ответила та, приняв букет как должное, и с удовольствием вдохнула аромат персидской сирени, цвет которой удивительно гармонировал с её голубым платьем.