Елена Егорова - Детство Александра Пушкина

Ухнул филин за окошком,
Под столом шмыгнула кошка.
Громко свиристит сверчок.
«Няня, расскажи ещё, —
Просит Саша. – Ради Бога!
Ты ведь сказок знаешь много».
«Расскажу, но вы в кроватки
Лягте…
Было то на Святки.
Красно солнышко зашло,
Веселилось всё село,
Жирно кушали и сладко,
Пели девицы колядки,
Всюду игрища, гулянья
И подблюдные гаданья.
В ночь, под мухою слегка,
Молодых три мужика
В крайний дом зашли пустой.
А один – то – холостой —
Ради смеха стал хвалиться,
Что ничуть не побоится
У нечистого просить
В эту ночь его женить,
Не могли никак унять.
«Бес! – кричит, – жени меня!»
Грудь вперёд, расправил плечи…
Глядь – выходит из – за печи
Сам нечистый под хмельком,
Блеет тонким голоском:
«Так и быть, тебя женю,
Но не сетуй на родню!»
Ухмыльнулся и исчез он.
Перепуганный повеса
К лавке будто бы прилип.
Вдруг услышал горький всхлип
И не может надивиться:
Плачет красная девица,
На щеке горит слеза.
«Ой ты, девица – краса, —
Говорит он, полюбя, —
Не обижу я тебя.
Расскажи, что приключилось,
Как со мной ты очутилась?»
Молвит девица, вздыхая:
«Матушка моя родная
И любимый мой отец
Приказали под венец
С женихом идти богатым,
Старым, лысым, бородатым.
До чего он мне не люб,
Безобразен, толст и скуп!
Не пошла я, и меня
Прокляла тогда родня.
Только крикнули проклятье,

Как меня в фате и платье
Вихрь огнями закрутил
И на лавку опустил
В эту избу против вас.
Вот и весь печальный сказ».
«Ой ты, милая дивчина,
Позабудь тоску – кручину, —
Молодец ей отвечал. —
Полюбил, как увидал,
Я тебя, мою красу,
И отказа не снесу.
Будешь ты моей женою?
Под венец пойдёшь со мною?»
Девица взглянула мило
И улыбкой одарила
Нежных ярко – алых губ:
«Молодец, и ты мне люб.
Буду я твоей женою,
Под венец пойду с тобою».
Вышла с ним во двор она.
В небе полная луна,
И светло, как будто днём.
Следом шаферы вдвоём.
Чудо! – тройка у ворот
Их нетерпеливо ждёт.
Сели и помчались ходко,
Жмётся к милому молодка,
Холодно и страшно им
По полям лететь чужим.
Скоро звёздочки померкли,
Рассвело. Они у церкви
Очутились приходской
За оградой городской.
Внутрь вошли, перекрестившись,
Вместе Богу помолившись.
Поп спросонья поворчал,
А потом их повенчал.
Вышли из дверей наружу,
Молодица молвит мужу:
«Хоть лукавый нас кружил,
Но Господь соединил.
В этом городе большом
Мы в согласье заживём».
Всё сбылось, как порешили:
Дружно молодые жили,
Берегли свою любовь,
Бог послал им стол и кров,
И дочурок, и сыночков…
Десять минуло годочков.
Постучались раз в их дом
Старица со стариком —
Сгорбленны, и безобразны,
И оборванны, и грязны,
И с младенцем на руках.
Жалки речи старика:
«Люди добрые, пустите,
Обогрейте, накормите
Вы старуху и меня.
Мы не кушали три дня,
А младенец – вот вам крест —
Десять лет не пьёт, не ест».
Как хозяйка поглядела,
Так душой и обомлела,
Виду всё ж не подала
И к столу их позвала.
Угощала пирогами,
Щами, сладкими медами
И солёными грибами,
Парила в горячей бане
И обоих в чистом платье
Уложила на полати.
Муж не стал перечить ей,
Принял незваных гостей.
Нищие, дивясь о том,
Враз уснули крепким сном.
А хозяйка вышла в сени
Посмотреть, как их младенец,
Там оставила его,
Не сказавши ничего.
Поутру, проснувшись раньше,
Наварила мёда, брашен
И, когда был стол готов,
Разбудила стариков.
Но они благодарят,
Много кушать не хотят,
Собираются в дорогу
И уже идут к порогу.
Вдруг хозяйка их младенца,
Развернувши полотенце,
Как ударит топором!
Щепки полетели в дом —
Там лежал не мальчуган,
А осиновый чурбан!
Старики молодке в ноги:
«Нас простите ради Бога,
Одиноких и несчастных.
Прокляли мы дочь напрасно,

И она в тот страшный час,
Плача, вдруг исчезла с глаз.
Десять лет её мы ищем,
Не имея крова, пищи.
Но нигде Любаши нет.
Ох, не мил нам белый свет.
Ходим, каясь, по церквям,
Не видать прощенья нам.
И осиновую чурку
Мы лелеем как дочурку».
Тут хозяйка молодая
Молвит, слёзы утирая:
«Бес-чурбан вам очи застил,
Наводил лихие страсти.
Матушка моя, отец!
Узнаёте наконец?
Поглядите, я Любаша,
Дочь потерянная ваша!»
Пелена упала с глаз,
И признали в тот же час
Дочь родную старики
И, склонясь на тюфяки,
Просят горячо прощенья.
Дочь их подняла с коленей:
«Милые мои, не нужно!
Вот, родные, Ваня, муж мой.
Он теперь вам вместо сына.
Прочь навек, тоска-кручина!
Мы давно простили вас,
Оставайтесь жить у нас,
Будете растить внучат,
Не тужить и не скучать!»
Сели с радости за стол,
И горою пир пошёл!
Славят все Христову милость!
Ничего не обломилось
Только бесу, ведь забыта
Здесь вражда. Грызя копыта
От бессилья и досады,
Сгинул бес в пучине ада,
Больше не войдёт в их дом,
Но ему и поделом!
А чурбан его в ночи
Весело сгорел в печи.
И на этом сказка вся,
Дальше сказывать нельзя.
Засыпайте поскорей.
Утро ночи мудреней».

Видит няня: Оля спит.
Тихо Лёвушка сопит,
Саша трёт ладошкой глазки —
До конца он слушал сказки,
Обнимает сладкий сон
Отрока со всех сторон.
Месяц всходит за окном,
Отливает серебром
Свежий снег в его лучах.
Няня, «Отче наш…» шепча,
Крестит деточек с любовью,
Поправляет изголовья.
Погасила две свечи
И уснула на печи.