Елена Егорова - «Приют задумчивых дриад». Пушкинские усадьбы и парки

Это стихотворение более динамично по сравнению с другими, написанными в духе «философии Лалла Рук». Академик Н.Н. Скатов отмечает: «Здесь две стадии, два этапа: прошлое, когда были «Жизнь, и Поэзия, и Вдохновение», и настоящее, когда нет Поэзии, «бывалых нет в душе видений». И, наконец, будущее – только в надежде…» 7.

Не случайно слова «Муза», «Вдохновение», «Жизнь и Поэзия», «Гений» написаны Жуковским с прописных букв. Тем самым подчёркнута обобщенность этих понятий, их божественная, неземная природа, что давало повод некоторым исследователям сделать вывод о совершенной бесплотности «Гения чистой красоты» у Жуковского, его серафической и даже религиозно – мистической сущности. Такое заключение в советское время воспринималось уничижительно. Однако этот чудный образ не столь уж бесплотен и ассоциируется лично у Жуковского с «Александрой Фёдоровной – Лаллой Рук», о чем свидетельствует девятая строфа стихотворения «Лалла Рук», присутствовавшая только в первой публикации в «Московском телеграфе» за 1827 год и в некоторых автографах Жуковского:

Трёхтомное издание сочинений Жуковского, вышедшее в 1824 году, было посвящено автором великой княгине Александре Фёдоровне, причем существовали экземпляры первого тома, куда стихотворение «Я Музу юную, бывало…» было перенесено из конца третьего тома и подплетено сразу после посвящения, что даёт основание связывать его с личностью венценосной ученицы и вдохновительницы поэта. Такой экземпляр трёхтомника В.А. Жуковский подарил, например, П.И. Полетике, члену литературного общества «Арзамас» 8.

И все же образы мимолётного видения прекрасного и «Гения чистой красоты» в поэзии Жуковского отнюдь не поражают своей яркостью, не вызывают неповторимого восторга именно по причине своей эфемерности, ощутимой отчуждённости от их земной вдохновительницы и реальностей жизни даже в её духовном аспекте. Не случайно эссе «Рафаэлева Мадонна», где эти образы связаны с Богоматерью, Царицей Небесной, привлекло наибольшее внимание почитателей таланта Жуковского. Цензор Е.Е. Комаровский 25 декабря 1823 года писал в письме слепому поэту И.И. Козлову: «Мысль дать ей <���Рафаэлевой Мадонне> значение видения очень гениальна». В том же ключе писал П.А. Вяземский об этом эссе: «Это не живопись и не поэзия, а что – то выше самой поэзии. О нем можно сказать то, что Жуковский сказал о самой Мадонне. Это не картина, а видение» 9.

Не случайно образ «Гения чистой красоты» не находился в центре внимания литературных критиков. Как метко выразился Н.Н. Скатов, до огранки этого «поэтического алмаза» было ещё далеко. Превратить его в сверкающий неповторимыми гранями бриллиант суждено было А.С. Пушкину.

Многие произведения В.А. Жуковского, развивающие «философию Лалла Рук», ещё до их опубликования были известны его друзьям, в том числе А.С. Пушкину. В начале 1820–х годов великий поэт выписал в свою тетрадь с некоторыми сокращениями рассуждение Жуковского по поводу высказывания Руссо «Прекрасно только то, чего нет» 10. Пушкин мог узнать об этом рассуждении и о стихах Жуковского, посвящённых Александре Фёдоровне – Лалле Рук, например, от А.И. Тургенева, с которым переписывался во время своей южной ссылки. 1 декабря 1823 года великий поэт с оттенком ревности писал ему: «Жуковскому грех: чем я хуже принцессы Шарлотты, что он мне в три года ни строчки не напишет». Пушкин неодобрительно относился к увлечению Жуковского поэмой Томаса Мура. 2 января 1822 года он писал П.А. Вяземскому: «Жуковский меня бесит – что ему понравилось в этом Муре? Чопорном подражателе своеобразному восточному воображению? Вся Лалла Рук не стоит десяти строчек Тристрама Шанди; пора ему иметь собственное воображение…» 11.

Великий поэт был знаком с эссе «Рафаэлева Мадонна» ещё до его публикации в «Полярной звезде» на 1824 год. Вероятно, летом 1824 года он получил недавно вышедший в свет трёхтомник Жуковского, где напечатано стихотворение «Я Музу юную, бывало…».

Произведения Жуковского перекликались с собственными творческими исканиями Пушкина, начатыми в пору юности. Уже в его лицейском стихотворении «Наслаждение» (1816) промелькнула тема призрачности и быстротечности явления любви и счастья:

Эти строки перекликаются с записью в лицейском дневнике Пушкина от 29 ноября 1815 года по поводу нечаянной и одновременно столь долгожданной встречи с предметом своего пылкого юношеского увлечения Екатериной Бакуниной, сестрой лицейского однокашника: «Как она мила была! Как чёрное платье пристало милой Бакуниной! Но я не видел её 18 часов – ах! какое положение, какая мука!… Но я был счастлив 5 минут…».

Е.П. Бакунина.

Автопортрет. 1816

В сочинённом Пушкиным вскоре после выпуска из Лицея стихотворении «К ней» 12(1817) тема развивается в ином аспекте: возрождение души и возвращение вдохновения под влиянием любви, загоревшейся в душе поэта:

Пушкин был строг к себе: эти хорошие и во многом оригинальные стихотворения так и остались неопубликованными при его жизни. Видимо, чем – то они его не удовлетворяли, потому и попали в своего рода «творческий задел» поэта.