Геннадий Прашкевич - Брэдбери

И — заразительная жизнерадостность.

Редкая для умного человека.

Сам по себе текст Брэдбери почти невозможно назвать художественным.

Вот главный герой, пожарник Монтэг, переходит улицу, а кажется, что это только его мысль пересекает улицу. Вот Монтэг плывет по реке, скрываясь от погони: «Река была по-настоящему реальна; она бережно держала Монтэга в своих объятиях, она не торопила его, она давала время обдумать всё, что произошло с ним за этот месяц, за этот год, за всю его жизнь». Персонажи пребывают в некоем отстраненном пространстве, недосягаемом для души и даже для чувств. Другой материк, другой менталитет, другие бытовые ценности, например, тотальная ценность прохлады в жарком климате, да еще в контексте романа. Миссис Монтэг описывается в таком же узком спектре характеристик, как обыкновенная лягушка. Для демонстрации культурного шока, произведенного живой природой на человека (Монтэга), оказавшегося в осеннем лесу, специально вбрасывается настоящая текстовая охапка запахов: на полустраничном пространстве десятикратно употреблены слова «запах» и «пахнуть»…

И вот среди этих почти бесплотных персонажей, механического пейзажа и замороженных запахов как-то необъяснимо подробно вырастает пространство эмоциональной мысли и четко сформулированной реальности технологического универсума, в который и нас — вовсе не книжных персонажей — занесло спустя много десятилетий. Или, говоря по Хайдеггеру, вбросило.

Если учесть, что главный герой повести всё же — Книга, то Рей Брэдбери удивительно точно подсмотрел будущее. Да, Книгу в начале XXI века уничтожают неуклонно и разнообразно, мотивированно и немотивированно. Скажем, в российских вузах образовательные программы теперь должны опираться на литературу, качество которой определяется регламентом «скоропорта»: техническая книга — десять лет, гуманитарная — пять лет! Рей Брэдбери, этот очкастый вольнодумец, отчетливо показывает нам весь абсурд уничтожения Книги; он предвосхищает и технологический эффект будущего Интернета — утопление нормальной Книги в текстовом мусоре постмодернистской бессмыслицы.

Одного только не смог разглядеть Рей Брэдбери: реальность, в которой Книгу будут убивать сами же писатели, обессмысливающие ими самими написанные тексты. Их собственные псевдокниги (зайдите в любой книжный магазин и посмотрите, что там лежит на полках) и оказались тем ужасным огнем, который не только уничтожает силы человека в поиске настоящей Книги, но извращает сам концепт книги как артефакта. Философы уже давно ропщут на то, что вконец взбесившиеся печатные знаки своими невероятно множащимися массами отбирают у человеческого мозга способность мыслить…

С книгами Рея Брэдбери я познакомился в начале 1980-х — в школьные годы.

Отец был большим любителем фантастики и хорошей прозы, поэтому в нашей домашней библиотеке можно было найти много интересного. Да и размер ее был по тем временам неплохой — более полутысячи томов самых разных направлений плюс какое-то количество книг регулярно проскакивало как «обменный фонд».

Научную фантастику я чертовски любил, многие вещи мне нравились гораздо больше снятых по ним фильмов, так как в большинстве случаев мои представления о том, как должны выглядеть персонажи, сильно разнились с экранизациями. Поэтому читал я запоем, часто не обращая внимания на имена и названия. Честно признаться, потом я об этом жалел: прочти я некоторые книги в более зрелом возрасте, понял бы больше и выводы сделал бы другие.

Но, понятно, что было, то было.

В какой-то период на меня еще легла роль воспитателя младшей сестры: она напрочь отказывалась засыпать без сказок. Многомесячная серия моих вечерних повествований началась с рассказов о путешествии в Шоколадную страну, но через какое-то время все мыслимые сюжеты подошли к концу, и вот тут-то помог когда-то набранный багаж — прочитанное!

Рассказы Брэдбери с самого начала потрясали меня тем, что при всей их фантастичности в них говорилось о совершенно понятных вещах — человеческих чувствах, обычных поступках, правда, часто совершенных в необычных обстоятельствах. Это рассказы о людях, о том, как они себя ведут, о чем думают.

Очень меня впечатлила телевизионная постановка повести «451° по Фаренгейту».

Я тогда впервые столкнулся с произведением, которое можно назвать «антиутопией», и впервые в жизни меня накрыло чувство какой-то ужасной и полной безысходности. У меня в уме не укладывалось, как такое возможно. Неужели так будет? И что делать, если такое случится? Сравнить эти ощущения мне было не с чем, так как с произведениями Джорджа Оруэлла и Евгения Замятина я познакомился позже, а из триллеров в голове почему-то держался только «Бармалей». Поражал меня и талант Брэдбери писать так, будто его рассказ или повесть — это отрывок истории, а значит, где-то существует продолжение и где-то существует начало…

Как это всё начиналось?

Исподволь, незаметно — тут рассказик, там рассказик.

А потом, ррраз! — сразу две книжки! Одна — третьим томом в «Библиотеке современной фантастики», в 1960-х. Там были повесть «451° по Фаренгейту» и великолепная подборка рассказов. Я купил книжку на свой день рождения, и она стала замечательным подарком. Почти одновременно появился томик из серии «Зарубежная фантастика» — «Марсианские хроники»!

А чуть позже в «Зарубежной фантастике» вышла повесть «Вино из одуванчиков».

Вот эти три книги и стали моими самыми любимыми у Рея Брэдбери.

Они, может, разные по характеру и настроению, но схожего в них много.

О мрачном и угрюмом мире, в котором жгут книги, Станислав Лем писал, что Брэдбери тут промахнулся. Реальность оказалась еще хуже. С умными книгами, оказывается, можно бороться совсем по-другому: достаточно заполонить рынок книгами пустыми, поверхностными, и попробуй — найди в этом потоке макулатуры то, что нужно читать! Но Брэдбери оказался прав в другом: как бы ни складывались внешние обстоятельства, всегда были и будут люди, которые сохранят любовь к книгам, чего бы это ни стоило.

Много позже дошла до нас повесть «Что-то страшное грядет».

Запала в память картинка оттуда: библиотекарь готовится сражаться с тьмой и злом, обложившись книгами, словно солдат в окопе. Для меня образ автора чем-то ассоциируется с этим библиотекарем.

Но это было позже. А тогда, увидев первые книги Брэдбери, я с восторгом и ужасом вглядывался в картинки пугающего и изумляющего Марса. Вместе с Дугласом Сполдингом снова и снова я оказывался в знойном американском лете. И часто снились мне сны, в которых я вдруг оказывался в чудесном книжном магазине, где находил всё новые и новые книжки Станислава Лема, братьев Стругацких и, конечно, любимых мною американцев — Рея Брэдбери, Клиффорда Саймака, Роберта Шекли, Курта Воннегута…