Ципора Кохави-Рейни - Королева в раковине

Дед вовсе не был в восторге от дочери профессора анатомии из Карлсруэ. Она рано потеряла мать и воспитывалась в престижном женском пансионе в Швейцарии — с шести лет и до получения аттестата зрелости. Вела она себя очень изысканно. Выглядела элегантно, расхаживала по дому в строгих платьях. Лицо ее было всегда замкнуто.

«Погоди, погоди, в первую ночь кричи — Господи, что на небеси», — дед смеется, закручивает усы, а в ушах у его звенят слова тети Гермины. Он вспоминает переживания свадебного дня — огромная спальня, полная шкафов, тумбочек, широкая двуспальная кровать с балдахином голубого цвета. Дочь профессора скользнула в супружескую кровать в ночной шелковой рубахе, в складках, и с вышитыми широкими рукавами.

Жених весьма сухо наблюдал за женой, спрятавшей свои длинные волосы под белый кружевной чепец — вся из себя такая аристократичная. Ее строгое воспитание, искоренявшее желания и страсти естества, было явно ему не по душе.

Уже на следующее утро дед покинул свою жену, и весь воспламененный, ощущая чуть ли не всеми своим костями, что великий час его настал, умчался в столицу. Это было время, когда канцлер Отто фон Бисмарк привел европейскую модернизацию к вратам Германии. «Кровь и железо!» — провозгласил канцлер, объединив все германские княжества в единую сильную империю, превратив аграрную Германию в промышленное и экономически сильное государство. «Кровь и железо!»

Откликнувшись на этот призыв, энергичные и инициативные люди спешили вложить капиталы в развитие промышленности. Дед купил у обанкротившегося еврея Морица Гольца фабрику и солидный участок земли рядом с железнодорожной станцией при въезде в Берлин. Он привел инженеров, строителей и рабочих и основал фабрику по обработке металлов и литью. Свою империю он обнес оградой и поставил на входе внушительные ворота. Семья его также внесла свою долю капитала в эти проекты и не разочаровалась.

Дед не погрузился в бумаги, замкнувшись в богато обставленной конторе.

Все время находясь в движении, он строго следил за поездами, привозящими сырье из шахт, пробираясь между горами кокса и доменными печами.

Он царствовал в своей огненной империи. Его можно было застать в пылающем литейном цехе, прислушивающимся к шипению расплавленного железа, вытекающего из печей и выбрасывающего тяжелые брызги в воздух. Он сам следил за брусками железа, отливающегося в формы ванн, конфорок для плит и других изделий. На пороге двадцатого столетия его фабрика, сохраняющая имя «Мориц Гольц», стала одной из самых больших в стране по производству чугуна и стали.

Когда Германия стала вооружаться, дед начал выпускать патронташи, пули для ружей, что дало большой толчок к процветанию его бизнеса.

В дни, когда аристократия начала уступать свое имущество восходящей крупной буржуазии, дед, бизнесмен милостью Божьей, с вожделением начал приглядываться к богатым домам на площади Вайсензее.

Площадь была пустынной, уже без роскошных аристократических экипажей и коней, стучавших подковами. Потом появились автомобили. Купив большой дом у обедневших юнкеров, и отреставрировав его, дед перевез жену из Силезии в Берлин, родил двух сыновей и увидел себя свободным от супружеских обязанностей. Бабка замкнулась в одиночестве, не очень приятном ее сердцу.

Дом был упорядочен и велся согласно ее принципам. В роскошные апартаменты она привнесла свой дух и ум. Надев модные по сезону очки, она погружалась в чтение шедевров литературы, или наигрывала на фортепьяно произведения Бетховена и композиторов его круга. Портреты композиторов, поэтов, писателей, прорицателей будущего, взирали на нее с развешанных по стенам портретов.

Дед подмигивал Моцарту, Бетховену, Шуберту, Гёте, поклонницей которых была жена. Их серьезные лица облагораживали дом. Он приглядывался к гостьям супруги, сухим дамам с дорогими сумочками помпадур. За кофе они занимались рукоделием, вязали или вышивали, молча, выпрямив спины, сидя на краешках стульев, все в складках, пуговицах от подошвы до подбородка. Дед убегал от шуршащих платьев — колоколом от бедер до пят, от причесок с множеством шпилек, которые собирали вверх их длинные волосы и делали хмурыми их жеманные и ханжеские лица.

«Яков! Яков!» — гостиная возвращала деда к звукам детства. Его мать и тетушка Текла оставляли вязальные спицы и нитки, чтобы покопаться в кошельках, украшенных жемчугами, извлечь оттуда флаконы с духами против дурных запахов, которые распространяли по гостиной детские одежды.

Темперамент деда не успокоился и после рождения детей. С закатом солнца, после поездок по делам, он возвращался домой, бросал взгляд на Альфреда и Артура, своих ухоженных сыновей, и цедил сквозь зубы: «Что это за дети: всегда аккуратные и вычищенные». С приходом вечера он облачался в элегантный серый или черный костюм, вставлял цветок в лацкан пиджака и направлялся к простым и естественным женщинам. Деда влекли развлечения большого города, но прежде чем в них погрузиться, он осведомлялся о правилах, которым учила детей жена, спрашивая их: «Альфред, Артур, от вашего деда не пахнет мертвечиной?!» Дух его восставал против этих правил, и он весело прохаживался по поводу тестя, профессора анатомии.

Бабка свысока взирала на поведение мужа. В душе она ощущала некое превосходство. Она, образованная и культурная женщина, семья ее занимается шелком, а не плебейским хлопком, как мужнина родня. Более того, один из ее родственников назначен консулом в Южной Америке. Бабка разгуливала по дому, как чужая, шаги ее были размерены и спокойны. В субботние вечера она молилась над свечами, в то время как дед, посадив на колени маленьких сыновей, рассказывал им всякие авантюрные истории. По утрам в субботу и воскресенье дед уходил из дома — скакать на лошади, плавать в реке или озере, развлекаться на цыганских ярмарках…

В послеобеденные часы он обычно наносил визит вежливости богатому дяде Аарону, торгующему коврами, или одному из его отпрысков — получить дельный совет. Каждый человек — специалист в своей области.

Альфред и Артур росли под влиянием консервативной матери. Но еще в детстве первенец Альфред сбежал от доменных печей семейной фабрики. В зрелые годы он похоронил себя в прошлом, изучая древние языки. Так он превратился в замкнутого и отчужденного профессора.

Артур же удивил отца. Сухость и холодность матери не повлияла на его дух, когда он влюбился с первого взгляда в экзотическую девушку. Более того, будучи офицером, он дезертировал из армии во имя любимой. Но когда женился и родились дети, сын вернулся к консерватизму своей матери.

Дед вслух удивляется: что нашла эта темпераментная девица в его тяжеловесном солидном сыне, столь строго придерживающемся принципов и железных правил этикета. Марта — из породы деда. Он хвастается тем, что ни одна немецкая девица не идет ни в какое сравнение с его невесткой, столь похожей на него. Дед относится к ней, словно это женщина его мечты. Одаряет ее дорогими подарками. Они вдвоем из одной лодки забрасывают удочки в озеро, оба смеются и шутят. Вдвоем они скачут на лошадях по полям Померании, по лесам Берлина и его окрестностей.