С. Шевчук - Николай Бердяев

Бердяев почти всегда испытывал тоску летом в сумерках на улице большого города. Особенно часто это случалось с ним в Париже. Бердяев вообще плохо переносил сумерки. Они казались ему переходным состоянием между светом и тьмой, добром и злом. Дневной свет уже погас, а звезды еще не выступили на небосводе, и не горит огонь в окнах – свет человеческого очага. В сумерках у Бердяева обострялась тоска по свету, вечность заглядывала ему в глаза. Тоска ночи казалась ему еще глубже тоски сумерек. С возрастом у него это прошло. Раньше он засыпал при свете, боялся ночных кошмаров. Во время сна он испытывал присутствие кого-то постороннего. Он читал работы по психиатрии, объяснявшей его состояния подсознательным, но это мало что говорило ему. Он относился к тоске иначе, переживал ее мистически, чувствовал притяжение бездны вечности. В существовании самой жизни Бердяев обнаруживал тоску, – он плохо переносил обыденность, повседневные заботы. Над обыденностью поднималось лишь творческое познание. Он говорил, что стал философом, чтобы отрешиться от тоски обыденной жизни. Он противопоставлял ей творчество.

В ноябре того же, 1924 года, в Париже открылась Религиозно-философская академия, где Николай Александрович читал лекции («О проблемах христианства», «Об основных темах русской мысли XIX века», «Судьба культуры», «Человек, мир и Бог» и др.), проводил семинары. Для чтения лекций он выезжал в Англию, Австрию, Италию, Латвию, Польшу, Бельгию, Швейцарию, Эстонию, Чехословакию. Выступления давались ему легко, он часто импровизировал, чего нельзя сказать о самих поездках.

Николаю Александровичу всегда было трудно решиться уехать из дома. Перед отъездом он всегда нервничал, начинал укладывать вещи с утра, волновался, суетился. Философ был мало приспособлен к жизни, мог растеряться из-за любой мелочи, как ребенок. У него никогда не было неприятностей на таможнях, его багаж редко досматривали, но на границе он испытывал необъяснимое беспокойство. Вместе с тем поездки придавали его жизни чувство новизны. Бердяеву не нравилось уезжать, он почти заболевал на вокзале, но нравилось приезжать в новые места – исчезала обыденность, так гнетущая его. И конечно же, его привлекали встречи с новыми людьми. Впечатления от поездок были довольно противоречивыми. С одной стороны, Бердяеву в большинстве своем были симпатичны люди, с которыми он встречался, но с другой – его отталкивал национализм, распространившийся в то время в Европе. Философу, например, приходилось слышать от венгерцев и эстонцев о «великой и исключительной роли» Венгрии и Эстонии. Его поражала взаимная национальная ненависть, особенно к соседям. Причину же национализма Николай Александрович видел в том, что национальность в сознании людей заменила Бога.

Национализм для Николая Бердяева был не только аморален, но глуп и смешон. Он сравнивал его с индивидуальным эгоцентризмом, противопоставляя ему органический универсализм, за который всегда радел. Последний Бердяев считал соединимым с патриотизмом и народностью. На фоне катастрофы, надвигавшейся на Европу, любовь философа к России и вера в великую «универсалистическую» миссию русского народа только усиливалась. Бердяеву не нравились любые слова, начинавшиеся с «интер», но из-за возмущения национализмом, грозившим гибелью Европе, он готов был даже защищать интернационализм, который считал отвлеченным и неконкретным, отрицающим индивидуализм. Русский национализм для Бердяева был особенно неприемлем. Он был не националистом, но русским патриотом. Остро отрицательную реакцию у мыслителя вызывал антисемитизм.

Меж тем в 1925 году в Париж переехал журнал «Путь», орган русской религиозной мысли. В следующем году Бердяев стал его редактором. Он был терпимым редактором, нередко печатал статьи, с которыми был не согласен. Естественно, что и сам Николай Александрович писал для журнала, в «Пути» было опубликовано 87 его статей. Среди них статьи, направленные против Карловацкого епископата и разрыва с Московской церковью («Вопль русской церкви», опубликована 13 сентября 1927 года в газете «Последние новости»), против осуждения митрополитом Сергием учения о Софии отца С. Булгакова, обвиненного в ереси («Дух великого инквизитора», опубликована в 1935 г. в журнале «Путь»), против Богословского Института в связи с историей с Г. П. Федотовым, которого хотели удалить из института за статьи в «Новой России», где он, произведя анализ ситуации, сложившейся в СССР, высказался о возможности перерождения советской власти в демократическом направлении («Существует ли в православии свобода мысли и совести?», опубликована в 1940 г. в журнале «Путь»). Помимо этого, Бердяев печатался в газетах «Дни», «Русские новости»; журналах «Современные записки», «Новый Град», «Вестник РСХД», «Русские записки», «Новая Россия» и др. Особенно выделял статью в защиту русской церкви в «Последних новостях». Бердяев был редактором издательства YMCA-Press, где вышли его многие книги. Это издательство оказало большую поддержку русским писателям в эмиграции. Не забывал Николай Бердяев и о своей роли «объединителя» философских сил. У него на дому регулярно проходили собрания и диспуты. Помог ему в этом Жак Маритен – французский философ и теолог. Бердяев познакомился с ним в 1925 году в Париже через вдову Леона Блуа, который был крестным отцом Маритена. Бердяевы очень интересовались работами Леона Блуа. Николай Александрович еще в России написал о нем статью. Лидия отправила мадам Блуа письмо, благодаря которому и состоялась их встреча. Бердяев был знаком с работами Маритена и считал его главным представителем томизма во Франции. Они не сходились во взглядах, но это не мешало их дружеским отношениям. Помимо прочего, Маритен был мистиком, и разговоры с ним на духовные темы увлекали Бердяева. Николай Александрович предложил устроить собеседования не столько на теософские темы, сколько мистические, связанные с духовной жизнью, – так называемый «Кружок интерконфессиональных исследований». Маритен заинтересовался предложением Бердяева и взялся помочь подобрать французскую аудиторию, поставив единственное условие – не приглашать протестантов.

Беседы, посвященные изучению мистики, вызвали большой интерес. На этих собраниях у Бердяева бывали Шарль Дю Бос и Габриэль Марсель. Приходил Масеиньен, специалист по мусульманской мистике, и Жильсон, знаток средневековой философии. С русской стороны бывали С. Булгаков, Г. Федотов, Г. Флоровский и др. Беседы проходили в дружеской обстановке, несмотря на разногласия. Постоянно бывали на этих собраниях известные представители французского католичества того времени. Бердяев с теплотой вспоминал о собраниях «Кружка интерконфессиональных исследований» и сожалел, что они прекратились.