Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

— Вы что, намекаете, будто я лгу? — повысил тон Чердаков.

— Не могу знать! А журнал я десять минут назад из ячейки вынимал. Новый экземпляр, по вашему же приказу переписанный. Между прочим, два вечера за этой работой до полуночи просиживал.

— Этого не может быть! — вскричал «зампоуч». — В смысле, что журнал на месте! Своим глазам я пока верю!

— Извините, но и я тоже не слепой, — продолжал упорствовать Марат.

— Так. Весьма неоднозначная ситуация, — прокомментировал командир части. — Проясним эмпирически. Капитан Равчук! Лейтенант Киндинов! Бегом проверить наличие журнала в ячейке!

— Есть! — хором отозвались оба младших офицера.

Несколько минут в конференц-зале господствовало сдержанное оживление. Но вот в дверях появились посыльные за истиной: Равчук имел смущенный вид, Киндинов же — торжествующий. В руках он держал деревянный пенал с вложенным в него журналом. На длинной торцевой стороне пенала внизу черной краской были крупно выписаны цифры «55», под ними, помельче, значилось: «у/в» — учебный взвод.

— Товарищ полковник, разрешите доложить! — без энтузиазма обратился к Сергачеву Равчук.

— Слушаю…

— Журнал пятьдесят пятого учебного взвода действительно был на месте. Как, впрочем, и все остальные.

— Да нет же! — возмутился Чердаков. — Откуда он тогда взялся? Только что, перед совещанием, я его искал и не нашел!

— Товарищ полковник, разрешите пояснить… — предложил Киндинов.

— Попробуйте…

— Журналы хранятся в навесном шкафу возле дневального по учебному корпусу. Там две полки, обе разделены на ячейки, куда непосредственно и вставляются сами журналы вот в таких пеналах. — И лейтенант продемонстрировал офицерам свой. — Верхняя полка предназначена для хранения журналов первого батальона, на нижней — ячейки для второго, и под каждой, как и на пеналах, — повторяющиеся цифро-буквенные обозначения взводов.

— Чего вы нам тут лекцию, что Волга впадает в Каспийское море, устроили? — перебил Чердаков. — Всем и без того прекрасно известно! Я спрашиваю: ваш журнал где был?

— Николай Ярославович, да дайте же ему договорить! — окоротил подполковника Сергачев. — Товарищ лейтенант, продолжайте.

— Весь казус, товарищ полковник, здесь в том, что ранее в нашей роте имелось всего четыре взвода. Пятый же санкционировали позднее, и на должность его командира как раз был назначен ваш покорный слуга. Но, поскольку за ячейкой с цифрами «пятьдесят четыре» — пятая рота, четвертый взвод — на полке второго батальона сразу следовала ячейка «шестьдесят один» — шестая рота, первый взвод, — а далее шли номера с шестьдесят второго по шестьдесят шестой, то, чтобы не перенумеровывать их все, пошли по наиболее дешевому пути. А именно; цифрами «пятьдесят пять» обозначили безномерную, запасную ячейку, которая имелась только в верхнем ряду, после занятой тридцать пятой — третья рота, пятый взвод.

— Ну, я же то самое и говорю: журнал пятьдесят четвертого взвода на месте, а за ним сразу шестьдесят первый стоял, так тогда пятьдесят пятый где был спрятан? — недоуменно буркнул так ничего и не понявший «зампоуч».

— Ни рыба ни мясо, ни кафтан ни ряса, — прошептал на ухо капитану Ляльеву сидящий рядом с ним майор Пекарин.

А полковник Сергачев спрятал в густые усы лукавую улыбку и скомандовал:

— Капитан Равчук! После совещания объясните подполковнику Чердакову особенности размещения журнала пятьдесят пятого учебного взвода. И непременно покажите на месте, практически. Равчук, Киндинов — по местам! Не будем больше терять времени. Помощник по строевой, вам слово!

— Есть! — Мелковатый подполковник Груздяков быстренько прошел к трибуне и зачастил: — Анализ несения караульной службы за неделю показал, что…

В тот день, после завершения ежедневной процедуры утреннего развода, два комбата и заместитель командира части по МТО подполковник Лысиков — мужчина могучий, с густейшей, но рано поседевшей шевелюрой — задержались посреди большого плаца: главный тыловик части основательно втолковывал собеседникам что-то про грядущие изменения формы одежды. А затем он, по натуре не чуждый шуток, и порой даже рискованных, вдруг приложил к губам кулак и дважды протяжно гукнул. После чего заявил:

— Ну, я пошел…

— Ты чего? Мозги под фуражкой выкипели? — недоуменно фыркнул комбат-один. (Меж собой все три подполковника панибратски обращались на «ты».)

— Не понял? — ехидно ухмыльнулся Лысиков. — Это же я, как тепловоз, обозначаю начало движения. Чух-чух-чух — и к учебному корпусу. Журнал пятьдесят пятого взвода разыскивать буду.

Комбаты от души расхохотались.

— А ведь он действительно Чердак и есть, — философски рассудил зам по МТО. — Неспроста же при рождении такой фамилией смысловой наградили. В голове-то, соответственно, темно: один только слабый лучик света через слуховое окно пробивается.

— Советую с такими шутками поосторожнее, — предупредил осмотрительный Булак. — По моим точным сведениям, у него тесть — вице-адмирал. В Москве, в Главном управлении ВМФ, сидит. И везет же некоторым не по уму!

Спустя еще неделю Чердаков вновь появился во взводе Киндинова — на сей раз на занятиях по строевой подготовке. Темой их тогда были «Повороты в движении».

Подполковник с достоинством принял от командира взвода стандартный рапорт — на таких-то занятиях такой-то учебный взвод — и отошел на несколько шагов: по-видимому, желая понаблюдать за ходом урока со стороны.

Голосовые команды для выполнения строевых приемов подавал сержант Шешеня, Киндинов же фиксировал четкость их исполнения, указывал на ошибку, если таковая имелась, порой требовал повтора действий. Подобное «разделение труда» проверяющему абсолютно не понравилось.

— Почему это вы, товарищ лейтенант, на замкомвзвода, по сути, занятие перевалили, а сами самоустранились от личного состава? — недовольно поинтересовался он.

— Без проблем, могу покомандовать и сам, — согласно кивнул Киндинов.

— А вы мне тут одолжения не делайте! — возмутился «зампоуч». — И вообще: надо еще убедиться, насколько профессионально вы сами… поворачиваетесь! Ну-ка, извольте принять строевую стойку!

И тут же, на глазах нездорово оживившихся подчиненных лейтенанта, принялся нещадно гонять его «направо», «налево» и «кругом — марш». Что являлось грубейшим нарушением армейской субординации: ну, раз захотелось большому начальнику взводного на практике проэкзаменовать, так уведи последнего с глаз подчиненных долой и тренируй, сколь душе угодно. Но вот так, при них, да еще и с неприкрытой неприязнью…

Однако на сей раз Киндинов в бутылку не полез, хотя и заметно нервничал. Это не замедлило сказаться на качестве его индивидуальной строевой подготовки: при исполнении одного из поворотов «кругом — марш», нечетко развернулся на носках и едва не потерял равновесия.