Николай Рерих - Листы дневника. Том 1

Нет такого человека, который стремился бы уйти от Вас. Наоборот, Вы сами видите, как к Вам идут люди и как Вы им нужны. И еще не забуду, что идут к Вам люди всех возрастов и самых различных настроений. И в этом разнообразии всегда прозвучит единство прекрасного и трогательного устремления.

Большая ценность в том, что Ваша светлая убедительность достигает сердца всех возрастов. Около постели Вашей не есть лишь совет старцев или школа юношества. Именно около Вас одинаково ценно побыть и освежиться духом каждому, приходящему с целью блага.

Когда меня спросят, как же дает дух неистощимую силу и телу, я скажу: побеседуйте с моим другом Грамматчиковым и Вы почувствуете все значение духовных проникновений.

Потому-то я приветствую Ваше семидесятилетие не как обычную выслугу лет, но как необычайную заслугу горения духа на благо человечества. Пусть все мыслят так же широко, так же доброжелательно, и пусть чтут источники блага без всяких мертвенных отрицаний, без взаимоукушений и подозрений. Ваш пример, необычайный по своим внешним и внутренним условиям, должен запечатлеться всем, кому тепло и радостно около Вас.

Мало быть просто хорошим человеком. Надо еще проникнуть к сердцам человеческим со всею убедительностью блага. Так же точно нужно, чтобы люди чувствовали, что для Вас самих это не просто процесс беседы или просто ознакомление с новыми книгами. Необходимо, чтобы люди воочию убеждались, что Вы сами живете этими светочами вечности. Именно Вы доказываете это и словом и делом. И потому убедительность Ваша так свежа и возвышенна.

И еще новые собеседники подойдут к Вам, и Вы им дадите от той же неотпитой чаши, которая питает и Вас. Послать Вам привет — для меня истинная радость. Только на таких живых примерах неугасимого горения мысли люди могут утверждаться в путях блага и истины.

И Вам, и милым собеседникам Вашим наш сердечный привет.2 Мая 1935 г.

Цаган Куре

Публикуется впервые

В сказаниях о Гесэр-хане можно находить как бы отзвуки Эдды, а временами как бы звучит рог самого Зигфрида. Даже имя жены Гесэр-хана — Бругума невольно напоминает имя Брунгильды.

Сейчас мы не задумываемся, кто именно подслушал или подсказал сходство и подобие, может быть, великие готы подслушали, а может быть, кто-то из еще более древних путников. Сейчас не в том дело. Так же точно мы ведь не знаем, какие именно "друиды" запечатлели в Карнаке те самые каменные сооружения, те самые мегалиты, которые поражают путника и в Тибетских Гималаях. После того, как Алансон имеет связь с древними аланами, мы все меньше и меньше изумляемся старинным движениям и аналогиям.

Сейчас хочется записать о том, как часто определенные звуковые и цветные задания относятся именно к определенным местам. Звучит ли рог Зигфрида в Египте? Конечно, не звучит. Звучит ли он в долинах Индии? Конечно, нет. Звучит ли он в Бирме, Сиаме, Китае? Конечно, нет.

Но как только вы вступите в монгольские широкие пространства, то в переливах холмов и оврагов вполне зазвучит рог Зигфрида — друга побед.

В каждой стране напеваются вам и вспоминаются те или другие соответственные мотивы. Нужно быть бесчувственным, чтобы всюду питать свои вибрации одной и той же песнью. Это значило бы, что мы выражали про себя лишь свои настроения, не впитывая ничего из окружающего.

Потому ли вспоминается в горах и холмах Монголии Зигфрид, что Вагнер творил свое Кольцо в горах Тироля и Италии, в которых вполне мог звучать рог Зигфрида. Ведь и готы запечатлевали звуки своих побед там же.

Когда вы оказываетесь в местах, звучащих на известные задания, то невольно тот или иной из ваших любимых композиторов оказывается вам наиболее близким. Трудно дать себе отчет, чем именно тот или иной любимый композитор овладевает вашим сознанием. Лежит ли это в самой гармонии его произведений, в характерной тональности или в самих заданиях творчества, или, наконец, в самом характере творца, который неразрывно связан с его произведениями.

Вагнер нам дорог, по-видимому, по всем трем условиям. Несомненно, что и сама личность великого композитора, его жизненная трагедия со всеми и огорчениями и победами не может не захватить сознание. Не то, чтобы мы твердили себе о том, как протекла жизнь Вагнера, какие трудности он преодолевал и какую твердость духа он запечатлел. Мы не вызываем этих обстоятельств насильственно. По-видимому, вся личность Вагнера до того связана с его произведениями, что как само задание, так и сам творец, всегда останутся неразрывными.

Есть композиторы, которые не настолько связали себя со своими произведениями. По-видимому, эти произведения приходили к ним извне. И потому иногда при всей красоте в них же все же не было обоснованной повелительности. Можно было чувствовать, что это произведение могло быть написано, могло где-то быть наслушано, но и без него автор мог увлечься чем-то иным. Не так с Вагнером. Он не мог не написать того, что было рождено в его сущности. В последовательности своих произведений он выражал то, что даже независимо от его рассудочных желаний должно было вылиться полно и властно.

Читая жизнеописание Вагнера, как и во многих других биографиях, мы находим многие случайные подробности его жизни. Но мало где выражена его сущность во всех ее путях и накоплениях, вне зависимости от случайных встреч или расхождений.

Если в готическом соборе звучит даже без органа хорал и фуга Баха, то Вагнеровские концепции преимущественно зазвучат в вас вне всяких строений. Правда, когда вы в Каме слушаете о замке Гесэр-хана, в котором вместо балок положены боевые мечи, вам начинает казаться — не присутствуете ли вы во времена Гунтара и Гегена и не поведут ли между собою речь эти призраки по-тибетски.

Но все же рог Зигфрида зазвучит не в стенах замка. Он зазвучит в широких просторах, и сам герой выедет из-за горы. Он четко выступит на склоне холма и покажется таким большим-пребольшим, как часто кажутся увеличенными предметы в пустынных просторах.

Наверное, некоторые мои друзья удивятся, с чего это Монголия может вызывать память о Вагнере и о Зигфриде. Наверное, кому-то покажется непонятным такое единение. Скажу еще, как некоторые назвали бы некую ересь. В некоторых песнях монгольских и тибетских, в кларнетах и в огромных трубах монастырей нам тоже звучало нечто от Вагнера. Я убежден, что если бы Вагнеру пришлось послушать трубы тибетских и монгольских монастырей и некоторые песни, то они были бы необыкновенно близки его сознанию. Но ведь и эти трубы и эти песни требуют прежде всего простора, так же точно, как рог Зигфрида не звучит в запертом подвале.

Помню, как Руднев записал несколько монгольских песен. Из них был сделан марш для финских войск. В скалах Финляндии этот марш звучал очень призывно и благородно. Вот вам и еще одно срастание. Всюду же, где может звучать срастание, а не дребезжать разбитость, всегда вы вспомните о том зовущем и утверждающем роге Зигфрида, победителя змия.