Ольга Кучкина - Свободная любовь

Выдающаяся театральная актриса поразила зрителей в моноспектакле «К. И. из „Преступления“», поставленном Камой Гинкасом по Достоевскому, после чего не баловала нас частым появлением на сцене. Но все же она снималась в роли Екатерины Великой в фильме «Бедный, бедный Павел», в сериалах «Семейные тайны» и «Каменская». В сериале «Любовь как бедствие» она исполнила роль актрисы Серафимы Бирман.

– Чай или кофе?

– А поговорить? Лучше сразу была за рога.

– Поскольку я был, все правильно. (Смеется).

– Вы так яростно живете и играете – откуда ваш бешеный темперамент и бешеная энергия? Вы меняете театры, амплуа, занятия…

– Иногда мне кажется, что через пять минут я умру, а через пять минут я возрождаюсь, будто новенькая. У меня бабушка, из дворянской семьи, в семнадцать лет приняла революцию, поехала строить новую жизнь, в нее влюбился красный командир и под дулом револьвера она, отплакав три дня, узнала самую большую любовь, и потом прожила с дедушкой необыкновенно романтическую жизнь, учительствовала, всегда в центре мужского внимания, я помню, как мужчины, коллеги по школе, выпивали из ее туфли водочку. Моя мама – дочь своей матери, дама, которая могла ворваться в синей шляпе на научный коммунизм в Щепкинском, ногой открыв дверь, и поманить пальчиком, и я шла к маме – какой коммунизм, когда мама!.. Она вулкан. По сравнению с ней я маленький одуванчик, который на ветру колышется. Мощный характер – моя сестра Марина Якут, альтист, сейчас в Испании…

– Вы ведь тоже начинали скрипачкой в Гнесинском училище?

– Когда мы жили в Донбассе, родители привезли пластинку из Москвы – Игорь и Давид Ойстрахи играли концерт Вивальди и концерт Баха для двух скрипок с оркестром. Мы с сестрой слушали и плакали, обнявшись. Следующим шагом, конечно, было купить сестре скрипку. Она одна ездила в другой город на автобусе в свои семь лет. И, конечно, мы все играли на скрипке, пытаясь подражать сестре. Переехали в Москву, родители поняли, что у нее большой талант…

– В семье такие любовные отношения?

– Нормальные отношения. Но после десяти минут общения у нас начинается итальянская семья. Мои родители никогда не делали вид и не скрывали своих чувств, все было очень открыто. Наверное, поэтому в моем характере – то, что я думаю, то я и делаю, то и говорю. Терпеть не могу никаких вторых планов, живу по первому плану.

– С вами, кажется, не так просто – а как вы с американцем живете?

– Ну, со мной даже опасно бывает! (Смеется.) А что касается американца, скоро двадцать лет, как мы вместе, поэтому американец, не американец, давно не имеет значения. Встречаются два человека, которым друг с другом интересно, которые друг друга не знают и хотят узнать. Вот главное.

– И сейчас это продолжается?

– Продолжается. Недавно мы расстались на две недели, это было второй раз за жизнь, и такое странное чувство, когда увиделись, что все впервые, все заново. Банально сказать, что человек – планета, но я не перестаю удивляться, насколько это так.

– А до Джона был любовный опыт?

– Конечно, был. Любовный опыт начался с шести лет, была очень большая любовь, ему было пять, и он бросал мне камушки в окошко. Мы с ним бегали по степи, гоняли палками змей, жгли костры. Я очень влюбчивый человек, у меня было много влюбленностей.

– При Джоне прекратилось?

– Если бы прекратилось, я бы умерла. Это невозможно. Когда я работаю с режиссером, я влюбляюсь. И я делюсь с Джоном этой любовью. Мое счастье, что он ненавидит пьесу «Отелло». Он не понимает, как такие чувства могут появиться у нормального, умного человека.

– А вы?

– Я, к сожалению, очень хорошо понимаю. (Смеется.) – Джон – театральный обозреватель газеты «Moscow Times»?

– Да, и пишет книги. Недавно сделал вместе с Гинкасом книгу о Гинкасе, она вышла в Америке. Шесть книг вышли в Лондоне – переводы лучших русских пьес. И сам написал пьесу для меня и для Риммы Гавриловны Солнцевой. Римма Гавриловна – первый мой профессиональный, очень важный человек, который пытался мою неоднозначность мне самой открыть. И вот какая связь: первый спектакль Гинка-са был в Риге с Риммой Гавриловной, где она была ведущей актрисой, а потом Царев пригласил ее преподавать. Ее ученики – Евгения Глушенко, Анна Каменкова, Егор Бероев… Очень неблагополучный человек в профессии, перченая и соленая, она не позволяла мне уходить в псевдоженственность, в милашку, она эту милашку истребляла из меня всеми силами. И она мой самый строгий критик. Я играю премьеру, потом приглашаю Римму Гавриловну, и она по телефону рассказывает всю правду, а я записываю. Вот в «Московских историях», где я получила за роль премию Смоктуновского, она меня так распекла, что мою спину скрутило и утром я проснулась со свернутым позвоночником. Хотя я понимаю, что она говорит даже не о конкретной роли, а куда-то вперед, на вырост.

– А бывало, что вы разбивали лоб, или вам всегда сопутствует удача?

– Я ко всему пробиваюсь именно лбом и стенки пробиваю с огромным трудом. Но я такой человек, я долго бью в одну точку. И рада этому, потому что если б было легко, я бы не ценила того, что есть. Чтобы поступить в актрисы, мне надо было пройти через театр Спесивцева, где я плела канаты, мыла полы, месила цемент, параллельно с Гнесинским, и я не только не боялась этого, а мне это сладко было, потому что я всегда думала и продолжаю думать, что для того, чтобы стать актрисой, нужно уметь не просто говорить чужие слова, а побыть кем-то, испытать что-то, чтоб научиться понимать человека.

– Я видела вас в мужской роли Санчо Пансы, я знаю, это вышло случайно, вы заменили артиста, но это преобразило спектакль, и «Театральное братство Оксаны Мысиной» засверкало.

– Мы думали, будет подвальный маленький эксперимент, когда создавали театр, и назвали «Братство», без меня, меня послали за пиццей, все были голодные, и пока меня не было… А в результате это живет и выстаивает.

– Мы встретились после спектакля: от вас по-прежнему искры летели.

– Когда я работаю, лучше меня не видеть и не слышать. Потому что я другой человек. Я себе не принадлежу, у меня меняется группа крови. Мои близкие знают это.

– Вы такая сумасшедшая?

– Я такая увлеченная. Я не люблю делать что-то вполсилы. Тут момент погружения. Я именно не сумасшедшая. Но по большому счету – сумасшедшая, и этим горжусь.

– А на киношной площадке?

– Мне очень нравится сниматься. Другая техника, другая степень концентрации, другое излучение. Вот Юрий Кара снял семнадцать серий про Валентину Серову, я играю роль Серафимы Бирман…