Ольга Кучкина - Смертельная любовь

Но мог ли человек подобного склада испытывать постоянное счастье? Откуда бы тогда алкоголизм?

Выпустив две замечательные мемуарные книги – «На берегах Сены» и «На берегах Невы», нарисовав великолепные литературные портреты современников, Ирина Одоевцева ухитрилась оставить в тени самое себя и свой брак. «О нашей с ним общей жизни мне писать трудно – это слишком близко касается меня, а я терпеть не могу писать о себе», – скажет она, и это не фраза.

«Я всегда и везде буду счастлива» – заказала она себе когда-то и упрямо держалась избранного пути.

Если их можно считать счастливцами, надо помнить, что судьба бывает ревнива к счастливцам.

Ирина Одоевцева переехала со своей Бассейной на его Почтамтскую, в квартиру, которую Георгий Иванов делил с другим Георгием – Адамовичем. Днем Адамович бродил по комнатам, отчаянно скучая. «Господи, какая скука!» – было его привычное восклицание. Она не умела скучать и с удивлением смотрела на него. Адамовича мучила мука самопознания. Однажды он всю ночь пытался решить и не мог: согласился бы он умереть, безвестно, анонимно, если б знал, что этой ценой будет оплачено счастье всех людей.

Оба Георгия целыми днями ничего не делали. Она не понимала, как и когда они работают. Гумилев приучал ее к стихотворному труду, сродни труду чернорабочего. А эти уверяли, что стихи рождаются сами собой, из ничего, и специально делать ничего не надо.

В один прекрасный день, за утренним чаем, ее муж вдруг скажет «постой-постой», и проговорит вслух внезапно возникшее:

Она задрожит и закроет глаза от волнения. «То, что эти гениальные стихи были созданы здесь, при мне, мгновенно, – признается она, – казалось мне чудом».

В сумерки, в час между собакой и волком, она забиралась с ногами на диван, слева – один Георгий, Иванов, в своей излюбленной позе, с подогнутой ногой, справа – второй, Адамович, она молчком, они – размышляя вслух о вещах, исполненных мистики. Казалось, оба владеют эзотерическим опытом. Ее это завораживало, она чувствовала себя приобщенной к высшему духовному знанию.

В эмиграции Адамович вспомнит об этих временах: «У меня к вам было столько нежности, одна нежность».

В его стихах останется:

Командировка Георгия Иванова в Берлин имела целью: «составление репертуара государственных театров на 1923 год».

Шел 1922 год. В августе 1921-го гроб Блока весь в цветах на Смоленском кладбище. Через две недели – панихида по расстрелянному Гумилеву в Казанском соборе.

Георгий Иванов выдвинет свою версию смерти Блока: «Он умер от “Двенадцати”, как другие умирают от воспаления легких или разрыва сердца», – напишет, имея в виду роковую ошибку Блока, принявшего революцию.

Гумилев когда-то предложил Одоевцевой клятву: кто первый умрет – явится другому и расскажет, что там . Гумилев клятвы не сдержал: он так никогда и не явился ей.

Происходившее вокруг не сулило хорошего. И молодая пара решила ехать за границу.

Командировка была безденежная и вообще липовая. Но тогда можно было получить самые фантастические бумаги. Он вправе был возобновить свое литовское подданство: отцовское имение, в котором он родился, находилось в Ковенской губернии, в Литве. Ему, однако, представлялось, что стать литовцем, хотя бы по паспорту, означало изменить России.

Прощался с Мандельштамом: «Полно, Осип… Скоро все кончится, все переменится. Я вернусь…» – «Ты никогда не вернешься»,– отвечал Мандельштам, на этот раз пророчески.

Последний визит к Ахматовой полон скрытого трагизма. «Кланяйтесь от меня Парижу», – произносит Ахматова. «А вы, Анна Андреевна, не собираетесь уезжать?» – спрашивает Георгий Иванов. «Нет, – отвечает она. – Я из России не уеду».

Он уплыл торговым пароходом в Германию летом 1922 года. Его жена не сопровождает его. Она сослалась на свое латвийское гражданство, и ее оформление задерживается. Слава богу, через две недели документы готовы, и она отправляется поездом – сначала в Ригу, где живет отец, а спустя месяц – в Берлин.

В Берлине она – одна. Муж – в Париже, навещает первую жену и дочь Леночку. Вторая жена не ревнива. Она наслаждается заграницей, где свободна и может делать, что хочет. У нее спальня и приемная в немецком пансионе. Друзья и знакомые не оставляют ее вниманием. Она упоительно проводит время. С утра – по магазинам, днем – обед в ресторане «Медведь» или «Ферстер», вечером – кафе, «сборные пункты беженцев», как она именует со смехом.

Опять балы, опять встречи с поэтами, Северяниным, Есениным, санатории в Браунлаге, в Гарце, лыжи, санки, горы в Брокене, где можно почувствовать себя Брокенской ведьмой, переезд во Францию, Париж, жизнь в самом прекрасном городе мира, с обязательной зимой – в Ницце.

Во Франции случается трагикомическая история. Приезжает Георгий Адамович. Их охватывают ностальгические воспоминания о жизни втроем в Петербурге. И вдруг богатая тетка Адамовича предлагает племяннику деньги на квартиру, с тем, чтобы друзья опять могли поселиться вместе. Все оживлены и предвкушают новое счастье. Ищут подходящее жилье. Находят: четыре больших комнаты в новом элегантном доме с внутренним двориком и голубями. Адамович появляется с деньгами и почему-то страшно нервничает. Георгий Иванов и Ирина Одоевцева не могут понять, в чем дело. Объяснение приходит поздно: он играет и уже проиграл часть денег. Он умоляет Одоевцеву поехать с ним в Монте-Карло и сесть вместо него за карточный стол: вы выиграете, вы же выиграли однажды и спасли жизнь человеку! Действительно, был случай. Некто в Петербурге проиграл казенные деньги и собрался стреляться. Ирина Одоевцева, действуя как сомнамбула, пошла, отыграла проигрыш и вернула все деньги молодому человеку. На этот раз она решительно отказывается. Не хочет. Не верит в себя. Адамовичу, однако, удается уговорить ее. Втроем они садятся в поезд и едут в Монте-Карло. По дороге Адамович сорит деньгами, уверенный в счастливой руке Ирины Одоевцевой. Отправляются в игорный зал, и Одоевцева отыгрывает часть суммы. На следующий день повторяется то же самое. Сумма выигрыша растет. Но когда она готова отыграть все, Адамович резко отстраняет ее и берется играть сам. И все спускает. Мечта жить вместе улетучивается, как дым.

В Париже на рю Колонель Боннэ занимают апартаменты покинувшие Россию Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Они желают видеть Георгия Иванова с женой. Хозяйка наводит на гостью монокль. Гостья запоминает набеленное и нарумяненное лицо без рельефа, плоский лоб, большой нос, мутно-болотистые бесцветные глаза, узкие кривящиеся губы, крашеные волосы, большая часть которых фальшива. Для Георгия Иванова все неважно – он любит Зинаиду Николаевну, с ее мужским саркастическим умом и декадентскими манерами. Зинаида Николаевна платит ему тем же. Она называет его «идеалом поэта», «поэтом в химически чистом виде».