Сборник статей - Личности в истории. Россия

Дух нового, дух творческого поиска в Талашкино вдохновил многих известных художников. Здесь в поисках нового языка в русском изобразительном искусстве работали Н. К. Рерих, М. А. Врубель, К. А. Коровин, Д. С. Стеллецкий, А. П. Зиновьев, В. Д. Бекетов и многие другие. Ученики выполняли изделия по эскизам художников, многие вещи были разработаны самой Марией Клавдиевной.

Изделия мастерских быстро снискали себе популярность, в Москве открылся и стал широко известен магазин «Родник». А когда Тенишева устроит выставку русского прикладного искусства за границей, о талашкинских изделиях заговорит вся Европа. Сама она скажет: «Мои талашкинские мастерские есть проба искусства русского. Если бы искусство это достигло совершенства, оно стало бы общемировым…»

В 1903 году в Талашкино впервые приехал Н. К. Рерих. Все, что удалось здесь создать княгине Тенишевой, произвело на него сильное впечатление. Многое, о чем думал Николай Константинович, он увидел здесь уже воплощенным в жизнь. Дружба с Рерихом стала важной страницей в жизни Марии Клавдиевны: «Наши отношения – это братство, сродство душ, которое я так ценю и в которое так верю. Если бы люди чаще подходили друг к другу так, как мы с ним, то много в жизни можно было бы сделать хорошего, прекрасного и честного». Рерих стал часто бывать в Талашкино, активно включился в работу мастерских. С ним разделила М. К. Тенишева свою сокровенную мечту о Храме, который стал последним ее деянием в Талашкино. В памятной статье, посвященной княгине Тенишевой, Н. К. Рерих напишет: «Природа Марии Клавдиевны устремляла ее действие в новые сферы. В последнее время ее жизни в Талашкине внутренняя жизнь увлекала ее к созданию храма. Мы решили назвать этот храм – Храмом Духа».

Марие Клавдиевне так и не суждено было закончить свой Храм: «Пролетела буря, нежданная, страшная, стихийная… Затрещало, распалось созданное, жестокая, слепая сила уничтожила всю любовную деятельность… Школьных птенцов разнесла, мастеров разогнала…» Уже позже, пережив боль и разочарование, Тенишева опишет события, происходившие на ее глазах. Она даст жесткую оценку правительству, так называемому «высшему обществу», всем, кто претендовал на право называть себя «водителем» народа. Оплакивая Россию, она признает, что в ней нет сил, которые могли бы противостоять надвигающейся трагедии.

Последние десять лет свой жизни Тенишева проводит в эмиграции, в небольшом имении Вокрессон, которое друзья назвали «Малое Талашкино». Здесь, уже тяжело болея, в маленькой мастерской на авеню Дюкен Тенишева продолжает работать над эмалями, зарабатывая на жизнь собственным трудом. «Работоспособность ее была изумительная: до своего последнего вздоха она не бросала кистей, пера и шпателей, эмальировала она превосходно и любила эту работу больше всего». Произведения Тенишевой были высоко оценены в Европе и разошлись по многим музеям и частным коллекциям.

Пережив горечь разочарований и утрат, Тенишева напишет: «Я сказала себе, что храмы, музеи, памятники строятся не для современников, которые большей частью их не понимают. Они строятся для будущих поколений, для их развития и пользы. Нужно отбросить личную вражду, обиды, вообще всякую личную точку зрения, все это сметется со смертью моих врагов и моей. Останется созданное на пользу и служению юношеству, следующим поколениям и родине. Я ведь всегда любила ее, любила детей и работала для них как умела…» До последнего дня ее энергия и мысли были обращены в будущее, к тем невидимым далям, где, вопреки всем испытаниям, мечты становятся реальностью. «Жар-птица заповедной страны будущего увлекала ее поверх жизненных будней. Оттуда та несокрушимая бодрость духа и преданность познания…»

…Спустя столетие кто-то скажет, что замыслы Тенишевой были слишком идеалистичны. Кто-то, наоборот, будет утверждать, что Тенишева ответила на самые острые вопросы своего времени. Кто-то с сожалением добавит: «Если бы не революция, во что могли бы вылиться начинания в Талашкино!» А для кого-то и сегодня замыслы княгини Тенишевой – источник живого опыта и вдохновения.

«Звонили колокола по скончавшемуся императору Александру III, и в это же время отходила одна московская старушка. И, слушая колокола, сказала: „Хочу, чтоб оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение памяти почившего государя“… С этих-то старушкиных тысяч и начался музей», – так, по воспоминаниям Марины Цветаевой, начинал ее отец, Иван Владимирович Цветаев, рассказ о Музее изящных искусств. Мечта о нем родилась намного раньше, возможно, в ту минуту, когда в 1875 году Иван Владимирович Цветаев, недавний выпускник Петербургского университета, 27-летний магистр римской словесности и доцент Варшавского университета, впервые ступил на землю Италии, «той благословенной страны, видеть которую для человека, занимающегося изучением античного мира, всегда составляет венец желаний».

Но еще раньше, в 20-е годы XIX столетия, мысль о таком музее увлекла княгиню Зинаиду Волконскую. Проведшая большую часть жизни в Италии, воспитанная в духе энциклопедистов XVIII века, широко и разносторонне образованная, она мечтала создать в Москве эстетический музей – в те времена он мог бы стать одним из первых в мире музеев такого рода. Вместе с Шевыревым и Погодиным княгиня Волконская даже представила докладную записку в Совет Московского университета, но ей отказали, и «прекрасная греза» княгини тихо угасла…

Иван Владимирович Цветаев

«Думала ли красавица, меценатка, европейски известная умница, воспетая поэтами и прославленная художниками, княгиня Зинаида Волконская, что ее мечту о русском музее скульптуры суждено будет унаследовать сыну бедного сельского священника, который до 12 лет и сапогов-то не видал…» – скажет Иван Владимирович 31 мая 1912 года на открытии Музея изящных искусств имени Александра III.

Но до этого счастливого дня еще долгие, долгие годы. А пока молодой филолог занимается научной работой, защищает докторскую диссертацию, преподает. В 1890 году занимает кафедру теории и истории изящных искусств Московского университета. Авторитет профессора Цветаева в научном мире высок – он действительный член Московского археологического общества и почетный член Петербургского университета, Российская Академия наук наградила его медалью «За усердный труд на пользу и славу Отечеству».

К этому времени все помыслы Ивана Владимировича уже сосредоточены только на одном – на создании при университете Музея античного искусства, который представил бы «в историческом порядке судьбы скульптуры, зодчества и живописи у древних и новых народов» и через это дал бы «учащемуся юношеству и публике необходимые средства к изучению искусств, к облагораживанию их вкусов и развитию в них эстетических понятий».