Олег Нечипоренко - КГБ и тайна смерти Кеннеди

До покушения на президента Кеннеди мы в резидентуре вообще понятия не имели о существовании Освальда. Никаких материалов из Центра о нем или его жене к нам никогда ранее не поступало. Единственный из сотрудников резидентуры, знавший это имя до покушения, был В.А. Герасимов: выполняя свои функциональные обязанности по прикрытию, он вел переписку с М. Освальд (Прусаковой) по поводу ее заявления о намерении возвратиться в Союз. Работу консульства по линии прикрытия курировал наш резидент Фомин (Феклисов). Очевидно, он и передавал материалы указанной переписки американцам после покушения, я этого точно не знаю».

А вот рассказ полковника в отставке П., с которым давно поддерживаю товарищеские отношения: в 1970-е годы мы тесно сотрудничали при проведении операций против ЦРУ и даже вместе выезжали за границу по заданиям Центра: «Я прибыл в долгосрочную командировку в Вашингтон во второй половине ноября 1963 года. Поскольку у меня было журналистское прикрытие, то встречали меня представители нашей прессы, аккредитованные в США. Естественно, первоначально нас с женой разместили в отеле, но с первого же дня главной заботой стал поиск квартиры. Довольно быстро мы с помощью моих коллег-журналистов нашли подходящую квартиру в районе Мэриленда. 22 ноября утром вместе с корреспондентом ТАСС мы направились на квартиру, чтобы прикинуть, что нужно приобрести из мебели, и вообще получше в ней осмотреться. Дом был новый, и в нем еще даже шли какие-то отделочные работы. Спустя некоторое время после нашего приезда один из строителей подошел к нам и сказал: «Наш президент застрелен…». Мы бросились к лифту, спустились вниз, вскочили в машину и включили радио. Всю дорогу, пока мы добирались до отеля, шли передачи об убийстве. В отеле прильнули к ТВ, но одновременно слушали и радио. Вдруг радиопередача прервалась, и сообщили, что арестован подозреваемый в покушении, личность которого устанавливается, еще сказали, что он же застрелил полицейского Типпита. К вечеру по телевизору уже показали фотографию Освальда. Я заметил жене, что у него какое-то странное и глуповатое лицо. Мое внимание еще привлекло то, что уж очень быстро о подозреваемом дали много данных. Вскоре мы поехали на корпункт к одному из наших журналистов и там просматривали сообщения по биографии Освальда, а оттуда поехали в посольство. Обстановка там была нервозная. Женщины плакали, практически все испытывали симпатии к семье Кеннеди. Возникло слово «война», очевидно, под влиянием еще свежих впечатлений от прошлогоднего Карибского кризиса и уже многочисленных сообщений в американских средствах массовой информации о пребывании Освальда в Советском Союзе и наличии у него русской жены. Перекидывался мостик от ее дяди, якобы полковника МВД, к Комитету госбезопасности, ну а дальше — версии о нашей причастности к покушению.

Я поднялся на третий этаж, где располагалось помещение резидентуры. Там тоже царило большое напряжение. Вызывало беспокойство упорное стремление прессы увязать факт проживания Освальда в Союзе с его возможными контактами с КГБ. Это беспокойство объяснялось тем, что мы не располагали никакой дополнительной информацией из Центра об Освальде и, таким образом, пребывали в состоянии неопределенности.

Как только поступило сообщение, что тело президента привезли на авиабазу Эндрюс, мы понеслись туда. Мои коллеги, предъявив корреспондентские карточки, прошли через оцепление непосредственно к самолету, из которого должны были выгрузить гроб с телом Кеннеди. Поскольку у меня еще не было аккредитации, я вынужден был довольствоваться местом в толпе возле оцепления. Надо сказать, что я испытывал очень неприятные ощущения, когда в окружающей меня толпе американцев раздавались весьма нелицеприятные высказывания по поводу очевидной причастности русских к покушению на президента в увязке опять же с проживанием Освальда в Советском Союзе. Когда самолет улетел, мы вернулись в город и стали готовить очередную корреспонденцию в Москву. А первое наше совместное сообщение о покушении было направлено в «Известия» за тремя подписями примерно в 16:00 вашингтонского времени.

23 ноября в прямом эфире по ТВ мы впервые увидели Освальда, так сказать, «живьем». Характерно, что, когда его проводили мимо телекамер и репортерских микрофонов, он все время выкрикивал: «Я никого не убивал!.. Яне виноват!..». В дальнейшем эти кадры убрали и больше не показывали. Наблюдая эту хронику, я не удержался и начал пророчествовать: «Скорее всего, Освальда убьют, а потом уберут того, кто его убьет». Присутствующие зашикали на меня.

24 ноября утром мы вновь расположились у телевизора, ожидая прямой трансляции о переводе Освальда из полицейского управления в окружную тюрьму, о чем накануне было широко оповещено. Когда на экране показалась процессия, я обратил внимание, что Освальд не прикрыт детективами, а наоборот, как бы выдвинут вперед, иными словами, подставлен. Эти свои мысли я успел выразить только фразой: «Сейчас его убьют…». На экране возникла спина, раздался выстрел, началась свалка… «Что я вам сказал! — воскликнул я. — Теперь и этот не жилец!» Достоверность этих высказываний могут подтвердить несколько участников просмотра этой трансляции.

Передача прервалась, вскоре сообщили, что Освальда увезли в тот же Парклендский госпиталь, где двое суток назад скончался президент Кеннеди. Затем очень быстро последовало известие о его смерти.

Когда стало известно, что от Советского Союза в похоронах президента Кеннеди будет участвовать Микоян, и сообщено о времени его прилета, резидент распорядился, чтобы все сотрудники резидентуры под журналистским прикрытием выехали на авиабазу Эндрюс в качестве «подкрепления в обеспечении безопасности при встрече Микояна». Я не уверен, что в этом была необходимость, поскольку американская сторона приняла, как мне кажется, все меры, чтобы не произошло чего-либо неприятного. Встреча прошла спокойно, и Микоян прибыл и разместился в посольстве.

Вскоре после приезда Микояна мы обратили внимание на то, что тон антисоветской пропаганды стал мягче, в солидных изданиях, таких как «Вашингтон пост», «Тайм», и по ТВ такие материалы давались очень дозированно. Причина стала понятна, когда мы узнали, что наша делегация, возглавляемая Микояном, привезла из Москвы подборку документов о пребывании Освальда в СССР и она передана в Госдепартамент США.

Мы все вздохнули с некоторым облегчением: такой шаг Москвы означал, что мы непричастны к действиям Освальда, но ведь предстояло еще убедить в этом простого, или, как тогда говорили, «среднего», американца. А в то время в США не все хотели, чтобы он в этом убедился.