Олег Нечипоренко - КГБ и тайна смерти Кеннеди

Неуравновешенность Руби носила двойственный характер. Когда агрессивные вспышки в отношении окружающих затухали, он быстро менял гнев на милость. Например, Руби легко давал деньги взаймы, мало заботясь о том, будут они возвращены или нет. Охотно предлагал работу у себя тем, кто находился в безвыходном положении, или помогал устроиться в других местах. Если его друзья или новые знакомые не имели в какой-то момент крыши над головой, его квартира была всегда к их услугам. Что и послужило, кстати, одной из причин появления подозрений в его гомосексуальных наклонностях.

На основе изучения этой стороны характера Руби Комиссия Уоррена сделала следующие выводы: «Необыкновенная щедрость Руби, может быть, частично объясняется тем, что он остро переживал чужую беду, хорошо зная по личному опыту, что такое бедность. Его щедрость могла также быть результатом его настойчивого стремления быть популярным, быть человеком, на которого можно положиться. Многие из его знакомых говорят про него, что он любил «гоняться за рекламой», «расточать любезности» и «невзначай в разговоре обронить какое-нибудь известное имя», стараясь быть все время в центре внимания. По-видимому, эгоцентризм его молодости так никогда и не покидал Руби» (КУ. С. 810).

Пожалуй, последнее заключение комиссии можно выразить по-другому — Руби испытывал комплекс неполноценности по нескольким параметрам и старался компенсировать его «комплексом превосходства», о чем свидетельствуют его фанатичное стремление к совершенной физической форме, модной одежде, влиятельным связям и бурная реакция на проявления антисемитизма. Постоянное ношение оружия также придавало ему уверенности в себе. Сочувствуя и оказывая помощь страдающим людям, он также повышал свой «статус», чувствовал себя «чище и выше».

При сопоставлении психологических портретов Руби и его жертвы Освальда возникает ощущение, что их комплексы и попытки преодолеть их или компенсировать очень похожи.

(Поведение Руби 22–24 ноября)

Известие о покушении на президента застало Руби в редакции далласской газеты, в которой он обычно помещал рекламу своих заведений. По свидетельству одного из газетчиков, в числе которых он смотрел телевизионную передачу, Руби выглядел «явно потрясенным, совсем посерел, — настолько был бледным… ни с кем не хотел разговаривать и сидел с растерянным выражением в глазах». Вскоре он сообщил по телефону сестре Иве и помощнику, что «закроет клуб, если что-нибудь случится» (очевидно, это было еще до сообщения о кончине президента).

Так и было потом сделано: заведения были закрыты на пятницу, субботу и воскресенье.

Многолетний друг Руби, которому он вечером позвонил по телефону, по голосу понял, что тот сильно расстроен. Руби сказал, что закрыл клубы, считая, что сейчас большинству людей не до развлечений, а сам он испытывает тревогу за «малышей» президента. Дважды Руби посетил сестру, вспоминавшую затем: «Когда он уходил, он выглядел совсем плохо.

Я это помню. Я не могу этого объяснить вам. Он выглядел сломленным, совсем сломленным человеком. Он сделал такое замечание, — он сказал: «Я никогда не чувствовал себя так плохо за всю мою жизнь, даже когда умерли папа и мама»».

В тот же вечер, 22 ноября, он посетил службу в синагоге, что было необычно для него в непраздничные дни, и казался знавшему его раввину подавленным, но разговора о смерти президента не заводил.

Кроме того, на Руби сильно подействовало появление утром в пятницу в местной газете антипрезидентской публикации, которую он прочитал вслед за известием о покушении на Кеннеди. Объявление «Добро пожаловать, господин Кеннеди, в Даллас…» было помещено в траурную рамку и подписано еврейской фамилией председателя некоего американского «комитета». Руби бурно негодовал, что это провокация левых или правых элементов с целью возбудить антисемитские настроения в Далласе во время приезда президента.

Перед посещением синагоги Руби телефонировал брату и сестрам в Чикаго. Первый показал, что Джек был «настолько встревожен положением в Далласе, что даже упомянул о возможности продажи дела и возвращении в Чикаго».

После 11 часов вечера Руби, смешавшись с журналистами, присутствовал на ночной пресс-конференции в подвальном помещении полицейского управления, где ненадолго Освальд был представлен работникам СМИ. Документально его присутствие запечатлено на одном из кадров ТВ-съемки и показаниями более 10 свидетелей. Там он находился от Освальда на расстоянии нескольких футов, стоя на столе в числе других репортеров. В ходе этой встречи окружной прокурор Генри Уэйд заявил журналистам, что в начале следующей недели Освальда, вероятно, переведут в окружную тюрьму.

Один из знавших Руби детективов запомнил, что тот выдавал себя в управлении за переводчика израильской прессы и заметил, что для Далласа «это убийство является величайшим несчастьем» и «трудно себе представить, что полное ничтожество, нуль, подобный этому, мог убить такого человека, как президент Кеннеди».

В течение всей ночи на субботу Руби продолжал перемещаться по городу, посетил местную радиостанцию, газету, сделал многочисленные телефонные звонки, провел несколько личных встреч. Пытался установить через газету адрес автора упомянутой публикации, но безуспешно. Дома он оказался около шести часов утра.

Во всей этой активности Руби явно просматривалось свойственное ему стремление выглядеть значительней фигурой и использовать даже такой момент для установления новых деловых связей и рекламы своих заведений. Наряду с этим все, с кем контактировал Руби, обращали внимание на его нервозное состояние: «Голос Руби дрожал, когда он говорил об убийстве»; «Когда говорил со мной, выглядел чрезвычайно бледным… и упорно смотрел при этом в пол»; «Руби был очень опечален. Когда он говорил, он потрясал газетой, подчеркивая свое крайнее возбуждение убийством президента».

Неоднократно Руби высказывал симпатии и сочувствие в адрес семьи Кеннеди и негодование по поводу личности Освальда. Так, о семье президента он говорил «эти бедные люди», а Освальда назвал «ничтожным хорьком».

В субботу 23 ноября с утра и до позднего вечера Руби был не менее активен, чем накануне. Посмотрев утром по ТВ выступление раввина, он был очень тронут его хвалебной речью о президенте Кеннеди и, по собственным словам, «был возбужден более, чем во всех других случаях». Днем он посетил место покушения на Дили-Плаза, затем его видели в полицейском управлении, где он общался с журналистами и даже некоторым раздавал бутерброды. Информация о переводе Освальда из полицейского управления в окружную тюрьму уже гуляла по городу, но не было определенности в том, когда это произойдет — во второй половине дня в субботу или на следующий день, в воскресенье. И опять Руби, как говорится, «обрывал телефон», общаясь с большим числом «связей», провел несколько личных встреч, побывал в «Карусели», навестил сестру Иву. Его друг, которому он вечером в субботу позвонил от сестры, показал, что Руби в разговоре заметил, «что он и его сестра плачут».