Олег Смыслов - Генерал Слащев-Крымский

Этот назревающий бунт подавляется Слащёвым достаточно просто. Он отправляет Орлову телеграмму следующего содержания: «Если не освободите арестованных, то взыщу я». Следом отправляет вторую: «Бывшему отряду Орлова построиться на площади у вокзала для моего осмотра». В результате мятежный офицер уходит из Симферополя. С ним остаются около 150 человек. Остальные 400 из его отряда, построившись у симферопольского вокзала, ожидают прибытия Слащёва.

Во второй раз Орлов вместо необходимого участия в боях, когда на фронте сложилось весьма критическое положение, покинул своё расположение и направился в Симферополь.

Вот как об этом пишет сам Яков Александрович:

«Орлов, узнав о собранных для неизвестной цели в Симферополе припасах, получил мой приказ сдать отряд, двинулся на Симферополь.

Прямо объявить о своих намерениях он не решился. Людям своим он заявил, что генерал Слащёв приказал двигаться на Симферополь, где начались беспорядки. Он был настолько военно безграмотен, что такой же приказ дал стоявшим около него танкам, но там сейчас же усомнились в том, чтобы я мог дать приказ танкам идти походным порядком на Симферополь, и донесли мне.

За Орловым была организована погоня сводным полком 9-й кавалерийской дивизии (400 шашек) с 8 конными орудиями и 100 шашками конвоя, с моим поездом и 2 бронепоездами, взятыми из Таганаша. Лётчики следили за движением Орлова. На фронте была уже победа».

Вспоминая подавление второго и последнего бунта Орлова, Слащёв напишет:

«Орловщина была уничтожена, но расцветала врангелевщина».

В первых числах сентября на военном транспорте «Буг» генерал Слащёв прибыл в Ялту. Горожане встретили его шумными овациями, а представители городского самоуправления выразили своё уважение, единогласно избрав Якова Александровича почётным гражданином города Ялты. Также защитнику белого Крыма было отведено специальное помещение в Ливадии в Министерской даче, в которой ранее проживал министр императорского двора граф Фредерикс.

Место прекраснейшее, место курортное, место для настоящего отдыха — Ливадия — ещё не так давно была южной резиденцией российских императоров (с 1861 г.) и располагалась на берегу Чёрного моря всего в трёх километрах от Ялты. Дворец, в котором поселился Слащёв, представлял собой трёхэтажный особняк в стиле модерн, построенный в период между 1902–1916 гг. Здесь молодой генерал прожил всего около трёх недель, где начал свою работу над собранием материалов для истории защиты Крыма. В Ливадии Яков Александрович впервые начинает ворошить в памяти пока ещё самые свежие воспоминания, которые обязательно пригодятся. Очень скоро…

«Сдав должность Командира Второго Корпуса, я 5-го августа прибыл в Севастополь к Главному генералу Врангелю и подал ему рапорт:

4 августа 1920 г. Главкому

РАПОРТ

Считаю своим долгом более подробно донести Вам причины, вызвавшие мой рапорт об отставке. Они следующие:

1) Вы заняты общегосударственными вопросами и не в состоянии были уследить за всеми нитритами, создававшимися кругом Вас.

2) Вокруг Вас составилась компания, проводящая свои личные интересы и имеющая во главе генерала Коновалова.

3) Ваш Начальник Штаба генерал Шатилов, будучи человеком честным, но видимо, слабовольным, во всём подчинился злому гению Юга России — генералу Коновалову, который уже довёл генерала Боровского до Ак-Маная, а генерала Шиллинга до Одессы.

4) Участвовать в сознательной работе на погибель России не могу.

Вследствие действий генерала Коновалова, явилась последовательная работа по уничтожению Второго Корпуса и приведения его к лево-революционному знаменателю, точно так же, как и систематическое восстановление Вас против меня (факты: десантная операция не дала Вашей благодарности солдатам, а Первый Корпус их получил; производство начальника штаба Второго Корпуса в генерал-майоры отклонено за молодостью его выпуска из Академии, а годом моложе Коновалов и Егоров произведены; пополнение Корпуса задерживалось и мобилизационный район давался чуть ли не в полосе противника; награды частям были отклонены, а Первый Корпус их получил; мои ходатайства видеть Вас для личного доклада и для поднесения от Второго Корпуса плана обороны Крыма трижды отклонены).

Не есть ли это удар по самолюбию всего Корпуса?

Ещё хуже оказалось влияние Коновалова на ведение операций.

В то время как Вы лично обещали мне мой бронеавтомобильный отряд, 6 броневиков и колонну грузоавтомобилей (ввиду отсутствия железных дорог) 24 грузовика, я получил один лёгкий броневик с одним пулемётом и 6 грузовых машин; остальное всё было передано в другие корпуса, между тем как ещё до десантной операции от меня были взяты все транспорты.

Аэропланы на 200-вёрстный участок были даны в количестве одного исправного и одного неисправного.

Благодаря этому, погибли сотни лишних жизней. Участвовать в уничтожении моих людей не могу.

Коновалов по злому умыслу или по небрежности не прочитывал и не докладывал Вам моих донесений о группировке, чем ввёл в заблуждение о месте главного удара.

Чтобы окончательно подорвать дух Второго корпуса, моим заместителем назначен генерал Витковский, человек, заявивший в момент ухода Деникина, что если уйдёт Деникин — уйдёт и Витковский со всей Дроздовской дивизией.

Вы знаете, что я все силы принёс в жертву Родине; Вы знаете, что в момент ухода Деникина я первый поддержал Вас и сообщил Вам в Константинополь; Вы знаете, что говорилось у Вас в каюте и у меня в вагоне в 3 часа ночи, и поэтому гнусные интриги друг против друга должны были отпасть.

И вот, на основании всего вышеизложенного, я как подчинённый ходатайствую, как офицер у офицера прошу, а как русский у русского — требую назначения следствия над Штаглавом, Штакором 2 и надо мной по поводу Каховской операции 25 июля и 3 августа сего года.

Знаю, что Вы, как честный русский офицер, мне не откажете.

Слащёв.

Генерал Врангель на этот мой рапорт ответил, что я утрирую обстановку и что всякий суд надо мной и отставка моя вредна для дела».

Это было написано Яковом Александровичем в книге «Оборона и сдача Крыма». В другой книге «Крым, 1920» он лишь дополнит:

«С места мне было заявлено, что о моей отставке речи быть не может. Моя резкость в телеграммах ему и некоторая «странность» во взглядах на отношение союзников официально объяснялись только моим переутомлением и расстроенными нервами; я должен лечиться и потом опять приняться за дело. Все мои уверения, что я нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти, не приводили ни к чему. Мне даже было предложено ехать за границу лечиться, но я на это ответил, что «правительство при постоянно падающем рубле платить за меня не сможет, и я считаю это для себя неприемлемым, а у меня самого средств на такое лечение нет». Мы расстались враждебно, но с любезной улыбкой со стороны Врангеля.