Анатолий Терещенко - СМЕРШ в Тегеране

Стали глубже проверять обстоятельства исчезновения его с передовой с учетом рекомендаций Кравченко. Оказался он перебежчиком — изменил Родине в бою. Кроме того, через немецкую агентуру узнали, что он периодически нелегально навещает пассию. В один из приходов к ней его и задержали.

— Какой по характеру был Николай Григорьевич?

— Порядочный! Никогда не врал, обещания всегда выполнял. Он не гнушался черновой работы. Мог сидеть над документом допоздна, буквально «вылизывая» его. В общении с начальством не ломался, у него позвоночник всегда был прямой. С подчиненными всегда был ровен, тактичен, справедлив, но требователен. От него не могла исходить подлость. Он был из той категории порядочных начальников, которые поровну делят заслугу с тем, кто сделал всю работу. А вообще я при общении с ним понял, что он имел всегда свое мнение и с достоинством отстаивал его. Входя в кабинет начальника, часто он так нам говорил, старайтесь не задеть носом порог.

— Чем живете сейчас? Бываете ли на малой родине. Я знаю, вы из Тульской области?

— Последний раз был с сыном. Ездили на автомашине, поездом уже не езжу, старость не радость. Приехал и оказался раздосадован диким случаем…

— Что же случилось?

— Понимаете, в соседнем селе Голощапово стояла небольшая изумительная по красоте церквушка. Сколько раз мимо нее я проезжал и радовался ее золотым куполам. Советские богоборцы не разрушили, немцы были — не поднялась на нее рука, а вот пришли «новые русские», и очень им понравились, видно, купола. За ночь, как говорили мне местные жители, вывезли церквушку — остался только один фундамент. Местная власть тоже «не знает», кто совершил этот вандализм и когда. А поэтому на душе от того дня кисло и противно. До чего может довести ориентация людей на наживу…

Мы сидели еще долго на небольшой кухоньке с отставным полковником. Он говорил и говорил. Показывал свои фронтовые фотографии и блокнотные заметки. Потом, словно встрепенулся и вымолвил:

— Понимаешь, мой молодой коллега, время идет, нет, стремительно несется, а проклятых вопросов не становится меньше.

— Каких же?

— До сих пор ни в одной лаборатории не получено противоядия от фашизма — этой безусловной чумы двадцатого века. Перекочевала она уже в двадцать первый век только под другими лозунгами, программами, идеями…

— Я думаю, одолеем ее.

— Надеюсь!

— Какую проблему вы видите сегодня в толковании истории прошедшей войны?

— Скажу откровенно, ни один период в истории XX века не подвергался такому форсированному искажении, как начальный период Великой Отечественной войны. Именно по этому периоду высказано столько выдумок, что приходится напоминать снова и снова то, что было на самом деле, а не высосано из пальца.

Так, в период правления Хрущева и Ельцина наша пресса усиленно внедряла миф о страшных репрессиях в армии в 1937 году, в ходе которых было якобы уничтожено 37 тысяч офицеров. Я был не слепой свидетель, а зрячий исследователь этого времени. Дело в том, что 37 000 — это не число уничтоженных, а число уволенных из армии по всем мотивам: 8 тысяч по смерти, болезням, здоровью и моральному разложению и 29 тысяч по политическим соображениям. К 1 января 1941 года из этих 29 тысяч 13 тысяч были восстановлены в кадрах РККА, а из оставшихся 16 тысяч уволенных арестовано было около 6 тысяч. Из них расстреляно — около 3 тысяч. На 1 января 1941 года в Красной Армии насчитывалось 580 тысяч офицеров, так что количество репрессированных составляло не более 1 — 1,5 %, то есть не превышало естественной убыли.

— Где вы почерпнули эти материалы?

— Опыт — прожил, вон, сколько лет, черпал знания из бесед со старшими товарищами и прочтения честных СМИ. А нам талдычат до сих пор, что неудачи первых месяцев войны были связаны с репрессиями против комсостава Красной Армии. Глупости все это. Давайте всмотримся в историю войны. Гитлер планировал покорить Союз и взять Москву, чтобы потом ее уничтожить, стереть с лица земли за девять недель. Вера его на успех основывалась на результатах покорения европейских стран. Вы посмотрите, Данию он оккупировал за сутки, Голландию — за пять суток, Бельгию — за двенадцать, Францию — за сорок четыре.

А с чем немец встретился в России — одна Брестская крепость, где я тогда служил, сопротивлялась полчищам вермахта почти месяц. Гарнизон на Моонзундских островах держался шесть недель — сколько вся Франция, а Севастополь свыше восьми месяцев — дольше, чем подвергшаяся агрессии вся Западная Европа! Враг под Севастополем потерял более 300 тысяч своих вояк — больше чем во всей Западной Европе с 1 сентября 1939-го по 22 июня 1941 года! И это притом, что Франция и Великобритания вместе со своими союзниками накануне войны превосходили Германию, как по численности своих вооруженных сил, так и по оружию.

Поневоле задумаешься, что чистка коснулась в основном военной оппозиции и тех командиров, которые были недостойны носить это высокое звание в силу разных негативных проступков и преступлений. А то, что зарвавшиеся отдельные высокие военные чины с претензиями в Наполеоны вредили делу консолидации командного состава РККА — это факт. Пришедшая на смену им «молодежь» продемонстрировала свою волю к победе самым лучшим образом и одолела коварного врага. Поэтому в истории человечества нет подвига, равного подвига нашего народа во второй мировой войне.

Сегодня мы славим тех, «кто командовал ротами, горло, сжимая врагу», а не тех политических авантюристов, которых больше всего интересовали высокие посты в армии. Фамилии их я не буду называть, они известны…

В конце беседы автор поздравил ветерана с Днем Великой Победы и пожелал ему и его супруге Анне Ивановной одного, но главного — крепкого здоровья и семейного счастья.

Кто-то из великих сказал, что умением говорить выделяются люди из мира животных; умением молчать выделяется человек из мира людей. Молчание — один из наиболее трудно опровергаемых аргументов.

Почему Николай Григорьевич Кравченко молчал всю жизнь о своей проделанной работе в Тегеране, за что получил высокие правительственные награды и досрочно генеральское звание от самого Сталина, который, как известно, не очень разбрасывался орденами и воинскими званиями?

Почему же тогда разведчики раскрутили своих героев Тегеранской незримой битвы до зримых очертаний в рассказах, статьях, в розданных интервью, художественных фильмах спустя много лет?

Почему сотрудник особых отделов, потом СМЕРШа и МГБ безмолвствовал всю службу и приличный отрезок гражданской жизни после увольнения с непонятным, смазанным, не читаемым клеймом, — то ли в запас, то ли в отставку за нарушения социалистической законности?