Анатолий Терещенко - Женское лицо СМЕРШа

Согласно немецким данным с 15 ноября по 27 декабря советские части ходили в атаку боевыми группами 79 раз, в составе до двух рот — 66 раз, в составе батальона и выше — 50 раз.

Ежедневно на защитников «пятачка» обрушивалось до 50 000 снарядов, мин и авиабомб. Потери стрелковых частей достигали 95 % от первоначальной численности. По данным, обнародованным в 60-е годы в газете «Правда», в боях за «Невский пятачок» погибло около 200 000 человек.

В настоящее время зачастую высказывается мнение, что все погибшие на «Невском пятачке» советские солдаты полегли зря, так как «плацдарм стал огромной братской могилой, так и не сыграв никакой оперативной роли». Участник осенних боев 1941 года на этом 132 плацдарме в составе 115-й стрелковой дивизии Ю.Р. Пореш так ответил на наш вопрос: «Стоило ли удерживать плацдарм ценой таких огромных жертв?»:

— Что я вам скажу, в условиях блокированного фашистами Ленинграда и всех жесточайших бед, вызванных этой блокадой, такой вопрос возникнуть не мог. Да он был бы кощунственен. Это потом, когда были подсчитаны потери убитыми, ранеными, искалеченными, нам, оставшимся в живых, стало жутко от реальной цены этого «пятачка», и возник этот вопрос: «А стоило ли?»

А в то время «Невская Дубровка» была единственной надеждой на прорыв блокады и снятие угрозы голодной смерти оставшихся ещё в живых ленинградцев, ведь от «Невского пятачка» до боевых порядков Волховского фронта было всего-то каких-то семь-восемь километров. Это была действительно реальная надежда на прорыв блокады. Наверное, это справедливый и честный ответ.

Зина периодически писала родителям, но удивительно то, что письма доходили до адресата. Несколько писем получила и она из дома. Лютующей зимой в прямом и переносном смысле сорок второго года она узнала о гибели отца. Долго плакала, хотела уйти из органов военной контрразведки в партизаны, чтобы «конкретной своей пулей», как она считала, мстить врагу, отбирая жизни солдат и офицеров вермахта.

«Стану снайпером, — говорила она себе. — Я всегда стреляла хорошо из мелкокалиберки».

Но это были несбывшиеся прожекты. Жизнь и обстоятельства поставили её на другие рельсы. И они были реальные, потому что она по ним уже мчалась в эшелоне под названием «армейская контрразведка» навстречу невидимому фронту борьбы с тайным врагом…

В конце января 1942 года полевое управление армии, переправленное по льду Ладожского озера на волховское направление, объединило соединения и части Синявинской оперативной группы 54-й армии, занимавшие оборону на рубеже от южного побережья Ладожского озера до Кировской железной дороги.

В начале июня армия была переподчинена Волховскому фронту второго формирования, а в августе-сентябре ее войска действовали в составе фронтовой ударной группировки в Синявинской наступательной операции.

В январе 1943 года армия участвовала в прорыве блокады Ленинграда, а затем в Новгородско-Лужской, Нарвской и Таллиннской операциях и совместно с силами КБФ провела Моозундскую десантную операцию.

Свидетельницей и летописцем всех этих событий была Зинаида Сергеевна Шепитько.

Автор не мог не откликнуться стихотворением на услышанное и увиденное. Он посвятил его героям «Невского пятачка», когда с группой ветеранов военной контрразведки и руководства Департамента ВКР ФСБ открывали часовню героям Дубровки.

То утро было вспахано снарядом,

Расколото сиреной пополам, —

Вставала Русь Священная нарядом

Вся круглосуточно по фронту

и тылам.

И ускользала юность у мальчишек,

Как будто голубь выпущенный с рук…

Об этом не один в дневник запишет,

И в письмах для оставленных подруг.

Бои, бои…Сегодня, завтра, снова

И горечь отступления назад

Пришлось хлебнуть,

сражавшимся у Львова,

Здесь — отстоять

с Дубровкой Ленинград!

Дерев без крон

на Невском пятачке…

Для немцев — он клочок земли упорной,

Для нас, как знамя Родины в руке!

Ведь даже дока войн -

фельдмаршал Лееб,

Уткнувшись группой армий в островок

Отваги, понял — он не одолеет

Того, кто станет с возрастом «совок»…

Так наречет их выросшая подлость,

С Иванами, не помнящим родства.

Мой гнев назвал антигероев — кодла

Они мне — облетевшая листва.

Немногие с войны идут седыми

Сегодня с нами…

На Большой Войне

Остались миллионы молодыми

В пожухлых травах

маком пламенеть.

Цифирь войне печально серебрится,

Но воздаем мы почести не ей,

А матерям, которым всё не спится

В тяжелом ожиданье сыновей!

22 июня 2011 г. Санкт-Петербург.

Сотрудники отдела контрразведки СМЕРШ дивизии, в котором служила Лида Ванина, занимались святым делом — вместе с воинами Красной Армии гнали противника на запад. Однажды при смене позиций соединения пришлось перемещаться и армейским чекистам. Жалко было покидать обжитый блиндаж, расположенный на опушке смешанного леса. Вход в штаб военной контрразведки дивизии прикрывал густой кустарник орешника — лещины. Маскировка его была такова, что он не просматривался ни в бинокли вражескими пехотинцами и артиллеристами, ни воздушными пиратами при бомбометании.

Погрузив на кузов полуторки нехитрый скарб отдела, Лидия Федоровна отказалась от предложения начальника сесть в кабину грузовичка, куда посадили раненого оперативника, а взобралась на кузов, в котором сидело отделение охраны и несколько смершевцев.

— Павел Федорович, ну как я могу ехать без визуального контроля над моими секретами. Как говорится, хранить свой секрет — мудро, но ждать, что его будут хранить другие — глупо. В такой ситуации секреты долго не живут, — смудрила розовощекая Лида от переполненных эмоций. Она всегда волновалась, когда приходилось срочно перемещаться отделу. Кроме всего прочего, ей было приятно проехать вместе с красивым, рослым парнем — коллегой особого отдела, оперуполномоченным старшим лейтенантом Малоземовым Виктором. Несмотря на молодость, ему было всего только двадцать шесть, в коллективе отдела его уважали сорокалетние «старики». Он был коренаст и плечист фигурой, умен, добр и обязателен. Обладал недюжинной силушкой. Однажды он даже показал фокус — «крест» из двух двадцатилитровых канистр с бензином. Каждую канистру он удерживал, разводя руки в стороны, на среднем пальце.

Другой раз вытолкал плечом полуторку, завязшую на разбитой осенними дождями проселочной дороге. Его карие глаза всегда светились доверчивой радостью. Они всегда словно улыбались. Такое явление наблюдается только у душевно высоких людей, обладающих особым магнетизмом. Чуб густых русых волос всегда выбивался из-под фуражки летом и шапки-ушанки зимой, хотя он и просил всякий раз местных парикмахеров стричь его «покороче». Окончив пехотное училище в 1941 году, он, еще и не послужив как следует, был оформлен в органы государственной безопасности. Попал в военную контрразведку после скоротечных курсов.