Александр Панцов - Дэн Сяопин

Новый подход к проблемам реформ Дэн вскоре облек в понятную любому китайцу форму, начав говорить о том, что к концу XX века Китай не сможет стать фули гоцзя («государством [всеобщего] благоденствия»), а достигнет только уровня сяокан («средней зажиточности» или «малого благоденствия»). Именно в этом он видел «особый тип китайской модернизации». «Наше представление о четырех модернизациях не совпадает с вашим, — объяснил он премьер-министру Японии Охире, — оно представляет собой понятие „сяокан чжи цзя“ (то есть семьи малого благоденствия. — А. П. )». Ведь даже если КНР и совершит рывок, пояснил он, валовый национальный доход на душу населения в конце XX века «[у нас] все равно будет низким», и по сравнению с Западом «[мы] останемся по-прежнему отсталыми» 24.

Российский синолог Л. С. Переломов объясняет: «Корнями эта идея… уходит в учение Конфуция», который считал, что «управлять надо на основании правил и долга», то есть делать только то, что предписано Небом, и не мечтать о несбыточном. Мэнцзы «насытил экономическим содержанием [эту] идею», заявив, что крестьянину не нужно мешать работать, надо оставить его в покое и предоставить всем равное право на образование. «В течение веков это „сяокан“ запечатлелось у крестьянина на подсознании и на сознательном уровне… в двух понятиях. Первое. Внутри государства должны быть порядок и экономическое развитие. Второе. Внутри семьи ее члены не должны страдать от холода и голода». Таким образом, Дэн, объявив модернизацию китайского типа сяоканом, сделал «мудрый шаг»: он нашел для китайского отсталого социализма место в системе «традиционных национальных ценностей», что позволило привлечь к участию в индустриализации страны многих соотечественников за рубежом (хуацяо) 25.

Именно этим людям, а также бывшим торговцам и промышленникам, «раскулаченным» в КНР в 1950-е годы, Дэн еще в начале 1979-го предложил разрешить создавать предприятия в Китае в первую очередь. Чуть позже он объяснил, что привлечение капиталов от хуацяо создаст меньше угроз социализму, поскольку «подавляющее большинство наших соотечественников за рубежом руководствуется заботой о благе социалистической Родины и желанием содействовать ее развитию, а это неотождествимо с иностранными инвестициями в буквальном смысле этого слова». Выступал он, правда, и за создание смешанных фирм с настоящими иностранцами, подчеркивая: «Использование зарубежного капитала представляет собой очень важную политику, которую, по-моему, следует продолжать» 26.

Пятнадцатого июля 1979 года ЦК и Госсовет даже приняли решение организовать в городах Шэньчжэне (на границе с Гонконгом), Чжухае (рядом с Макао) и Шаньтоу провинции Гуандун, а также в городе Сямэне провинции Фуцзянь «в опытном порядке» особые районы для привлечения инвестиций китайцев, проживающих за границей, а также других иностранцев, желавших строить новые промышленные предприятия в Китае или совместно вести хозяйство на уже имевшихся объектах 27. Иностранные или смешанные предприятия должны были выпускать продукцию на экспорт, работая исключительно по законам рынка. Особые районы вообще создавались как рыночные анклавы в по-прежнему социалистической китайской экономике. От остальной части страны их отделяла не менее прочная граница, чем КНР — от других стран 28.

Дэн выступил горячим сторонником этих новых районов: именно он, кстати, и предложил их название: как напоминание об Особом районе Шэньси — Ганьсу — Нинся, руководимом коммунистами в годы антияпонской войны. Аналогия, конечно, страдала: вряд ли можно было найти какие-либо другие территории, столь сильно разнившиеся между собой по сути. Особые районы были официально открыты 26 августа 1979 года, а в мае 1980-го по предложению Чэнь Юня переименованы в ОЭР — особые экономические районы. Чэнь боялся, чтобы кто-нибудь не подумал, будто китайские коммунисты собираются вводить в некоторых местах страны особые политические порядки. Дэн против переименования не возражал: как мы знаем, он тоже не был сторонником политических изменений в КНР.

Первым предприятием, созданным на территории ОЭР (в Шэньчжэне), стало отделение гонконгской компании по утилизации использованных судов. Но это было только начало. Во главе вновь созданного министерства ОЭР Дэн поставил известного сторонника реформ Гу My; полную поддержку он получил и от партийных руководителей Гуандуна и Фуцзяни. И дело закипело. Все четыре ОЭР стали бурно развиваться. Причем не только за счет средств хуацяо, хотя их инвестиции и составляли большую часть капиталовложений, но и благодаря деловой активности японцев и «заморских волосатых дьяволов» (то есть людей европейской внешности). А то, что последние стали эксплуатировать жителей этих зон, Дэна, похоже, ничуть не смущало. Наоборот, он открыто и в общем-то цинично заявлял, что именно в «относительной дешевизне нашей рабочей силы заключается преимущество [Китая]» 29.

В этом последнем вопросе он, кстати, был намного радикальнее Чэнь Юня, демонстрировавшего крайнюю осторожность 30. Но Дэн открыто не полемизировал со стариной Чэнем, по-прежнему весьма влиятельным, к тому же действительно неплохо разбиравшимся в экономике. Чэнь был ему по-прежнему нужен в борьбе с Хуа Гофэном.

Следующим шагом по выдавливанию Хуа из власти стало устранение из Политбюро и снятие со всех должностей внутри и вне партии в феврале 1980 года, на 5-м пленуме ЦК, четырех главных соратников незадачливого преемника «великого кормчего»: знакомых нам Ван Дунсина и У Дэ, а также командующего Пекинским военным округом генерала Чэнь Силяня и заместителя премьера Цзи Дэнкуя. Принципиальное решение по этому вопросу Дэн принял в октябре 1979 года на частном совещании с Ху Яобаном, Яо Илинем и Дэн Лицюнем 31.

На том же пленуме Ху Яобан и Чжао Цзыян стали членами Постоянного комитета. Кроме того, был восстановлен Секретариат ЦК компартии в составе одиннадцати человек (секретарем по сельскому хозяйству стал Вань Ли) и вновь учреждена должность Генерального секретаря, та самая, которую до августа 1966 года занимал Дэн Сяопин. Новым генсеком стал Ху Яобан. Пленум принял также историческое решение реабилитировать Лю Шаоци 32.

Вопрос о Лю был, понятно, напрямую связан как с оценкой «культурной революции», так и самого Мао Цзэдуна. К тому времени, по неполным данным, свидетельства о реабилитации получили уже 2 миллиона 900 тысяч жертв политических репрессий (имеются в виду только те, на кого в свое время было заведено уголовное дело) 33. Но Лю оставался пока «персоной нон грата». Даже в важной речи, посвященной тридцатилетию КНР, с которой от имени ЦК, Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей и Госсовета 29 сентября 1979 года выступил маршал Е Цзяньин, о Лю Шаоци ничего хорошего не говорилось. Правда, не было сказано и плохого, что тоже весьма показательно. Кроме того, впервые вина за ошибки в борьбе против «правых» в 1957 году, «большой скачок» и «культурную революцию» возлагалась не на «антипартийные элементы» типа Линь Бяо или «группы четырех», а на все руководство партии, в том числе по существу и на Председателя Мао 34. Отсюда до реабилитации Лю Шаоци и презентации новой концепции истории Компартии Китая после образования КНР оставалось совсем немного.