Олег Гриневский - Перелом. От Брежнева к Горбачеву

А во второй части директив говорилось о необходимости разработки военных мер доверия, которые, впрочем, уже выдвигались на XXVI Съезде КПСС и в совместных документах Варшавского договора. А именно: ограничение масштабов военных учений, уведомление о крупных военных учениях сухопутных войск ВМС и ВВС, уведомление о крупных передвижениях и перебросках войск, а также приглашение наблюдателей на такие мероприятия. И хотя в директивах было подробно расписаны параметры, начиная с которых такая деятельность подлежала бы уведомлению, в целом все эти меры не шли дальше того, что уже обсуждалось в Мадриде.

Разумеется, делегации надлежало отводить все попытки США и НАТО навязать рассмотрение таких мер как транспарентность, обмен информацией и контроль. Даже обсуждать их было нельзя — только отводить.

И после изнурительных межведомственных баталий для нас в делегации ключевой была сохранившаяся в директивах фраза: «Вести дело к тому, чтобы конференция приступала к рассмотрению и согласованию мер доверия в военной области как уведомительного, так и ограничительного характера». Она позволяла нам вести параллельные переговоры, как по политическим, так и по военно— техническим мерам доверия.

В таком виде эти директивы без обсуждения были приняты на Политбюро. Только Черненко прошелестел задыхающимся голосом:

— Вопросы есть? Замечания есть? Нет! Переходим к следующему пункту повестки дня.

А через несколько дней меня буквально наповал сразил Громыко. Он вызвал, чтобы дать указания, как писать его речь в Стокгольме, и в ходе их обсуждения, как бы невзначай, бросил:

— Забудьте, Гриневский, что у вас есть вторая часть директив. Ведите переговоры только по крупным политическим мерам. Повторяю, забудьте о всяких там уведомлениях и наблюдениях.

— Андрей Андреевич , — сказал я, — но в таком случае переговоры становятся бессмысленными. Если мы не заинтересованы в договоренности по мерам доверия, если нам вообще не нужны эти переговоры, то лучше их тогда не начинать. Мы уже ушли из Женевы и Вены. Всем будет ясно, почему мы не пойдем теперь в Стокгольм .

Андрей Андреевич Громыко внимательно на меня посмотрел и неожиданно пустился в рассуждения:

— Цели политики Рейгана не ясны. Что это –ковбойская игра, кто первым моргнёт? Или в Вашингтоне считают, что применение ядерного оружия может быть инструментом политики, и потому готовят внезапный ядерный удар?

В этой обстановке , — твердо сказал он, — Стокгольм единственное светлое пятно на темном фоне. Нам этот форум выгоден. Вам нужно вести дело так, чтобы этот огонек не погас ни при каких обстоятельствах. Понятно? Ни при каких обстоятельствах. На первых сессиях вы должны размотать — какова их позиция и каковы их намерения. Тогда нам будет легче определиться.

В этом диалоге был весь Андрей Андреевич Громыко. Долго потом я вспоминал его слова. Еще Прокофий Возницын, первый русский посол, направленный Петром Великим на международные переговоры — Карловицкий конгресс, — бросил однажды в сердцах:

— Нет должности более окаянной, чем быть послом российским на переговорах с иноземными послами.

И действительно: стрелецкий приказ в одну сторону тянет, посольский — в другую, а «пытошный» приказ боярина Ромадановского также свои интересы блюдёт. Хорошо еще Великий государь силу имеет протащить свою линию сквозь эти боярские дрязги. А у нас? Одним словом — Политбюро.

(Любознательный читатель может пропустить эту главу и сразу перейти к следующей.)

Отношение Москвы и Вашингтона к дипломатическим переговорам в годы Холодной войны было не одинаковым.

Советский Союз явно отдавал предпочтение широким международным форумам, рассматривая нейтралов как потенциальных партнёров и надеясь на разлад в стане НАТО. А в Вашингтоне отношение к многосторонним переговорам было настороженным — конкретных результатов там практически нет и используются они как трибуна для советской пропаганды. Пример — шестнадцатилетние безрезультатные сидения в Вене на переговорах по сокращению вооружений в Центральной Европе. Переговоры в женевском Комитете по разоружению для США тоже были мало выгодными, а опыт ООН ещё больше разочаровывал.

Исключением из этого правила был, пожалуй, лишь так называемый европейский процесс — Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Но и европейский процесс таил в себе много скрытых пружин и загадок. Вот одна из них.

Идея созыва общеевропейского форума для признания существующих границ и режимов в Восточной Европе родилась в Советском Союзе ещё в хрущевское десятилетие. Тогда он переходил от наступления к обороне и такое признание должно было помочь стране Советов окопаться на занятых рубежах. Естественно, Запад воспринял идею общеевропейского форума настороженно и даже негативно — там в отношении Восточной Европы строились иные планы. А фиксация существующих границ была бы новым подтверждением старого «ялтинского раздела» Европы на сферы влияния.

Однако в начале 70-х годов Советскому Союзу удалось осуществить свой замысел — закрепить «статус— кво» в Восточной Европе, но не на общеевропейской конференции, а путем комплекса соглашений с ФРГ [37] 12 августа 1970 года Советский Союз подписал Договор с ФРГ о взаимном отказе от применения силы и признании границ по Одеру и Нейсе. Полгода спустя, 3 декабря 1970 года аналогичное соглашение было подписано между ФРГ и Польшей. . Его венчало четырехстороннее соглашение по Западному Берлину 21 декабря 1972 года, которое подтверждало существующее там положение и гарантировало свободу доступа в этот город. Одновременно было подписано соглашение о взаимном признании ГДР и ФРГ.

Это был крупный успех советской политики. Москва получила то, чего добивалась почти два десятилетия. Но вот парадокс: она сама тут же ставит свою победу под сомнение и просит подтвердить существующие в Европе границы — а значит и свою победу — на общеевропейском совещании.

Зачем? Почему?

Разумеется, можно понять желание подкрепить достигнутый успех ещё и декларацией общеевропейского совещания. Особенно, если удача сама идет в руки. Однако в дипломатии так не бывает. Как и в бизнесе, там существует жесткий закон — если хочешь получить что— то, должен платить. Торг идет нещадный — как на ближневосточном базаре. Однако если в комплексе германских договоренностей был заинтересован не только Советский Союз, но и ФРГ, которая таким путем подводила черту под остатками второй мировой войны, то у других участников общеевропейской конференции такой заинтересованности не было. Все они в свое время решили эти проблемы. Значит надо платить.