Олег Гриневский - Перелом. От Брежнева к Горбачеву

В общем, официальная реакция на предложение о безъядерном мире была весьма сдержанной, если не сказать больше. В одном только преуспел новый советский лидер: его предложение обсуждали на все лады газеты и телевидение всего мира. А разоружение в те годы было одной из самых модных тем на страницах печати. Её опережали только секс и шпионские скандалы. Так что тут Горбачёв попал в точку. Если только в этом был его замысел.

Перед отъездом делегации в Стокгольм меня вызвал Шеварднадзе. Отношения наши после сражения на Пятерке складывались как нельзя лучше — он снова улыбался, шутил и стал даже называть по имени. Начали мы с директив, но времени они много не заняли. Неожиданно, отодвинув их в сторону, министр сказал проникновенным голосом:

— Как Вы оцениваете результаты Пятерки? Помогут ли они Вам, как переговорщику, в Стокгольме?

— Конечно, если бы не Заявление Горбачева, — ответил я, — нам никогда не удалось бы добиться подвижки по ВМФ. Это я прекрасно понимаю. Но, откровенно говоря, мне, как переговорщику, это мало что дает. Заявление сделано, перенос объявлен. Ну и что? Американцы выслушали это и молча положили уступки в карман. А в Стокгольме они мне скажут: это мы уже получили — что дальше? Нам же останется только упрекать их, что нет взаимности. Другое дело, если бы это решение поручили исполнять делегации в Стокгольме. Мы не дали бы согласия на перенос ВМС, пока не получили от них согласия на охват мерами доверия деятельности ВВС. Это были бы настоящие дипломатические переговоры.

Шеварднадзе рассмеялся:

— Это в Вас переговорщик говорит, негоциант от дипломатии. А тут нужен широкий политический подход — Михаилу Сергеевичу, Советскому Союзу, нужно создать новый имидж в мире, и мелочиться здесь нельзя.

Меня беспокоит другое — наши отношения с военными. Вы находитесь с ними в постоянном общении. Скажите, удалось нам сломать их сопротивление? Ведь то, что сейчас делается, это только начало. Нам нужно будет серьезно заняться расчисткой всех заторов, оставшихся от прошлого, чтобы построить нормальные цивилизованные отношения с Западом.

Я откровенно ответил, что отношения с военными складываются ненормально. Они строятся на том, чтобы их сломать, а не убедить. На экспертном уровне существуют хорошие связи, но выше их уже нет. Был эффективный канал первых замов — Ахромеев и Корниенко, но теперь он не работает. Министр обороны Соколов [147] Министр занимал еще более жесткие позиции, чем маршал Ахромеев, и нередко упрекал, что тот идет на «недопустимые уступки». устранился от решения военно— политических проблем — даже на Пятерки не ходит. А с Ахромеевым у МИДа прямых контактов нет. Поэтому получается так: встречаются эксперты, но если они не договорятся, то военных «ломают» уже на высшем уровне Горбачев — Зайков. Средний уровень не работает. Взять тот же вопрос об учениях ВМС. Ахромеев разумный человек с цепким умом, и когда на Пятерке ему объяснили, что к чему, он согласился. А почему бы это не сделать до Пятерки? Раньше Громыко постоянно встречался с Устиновым и Андроповым. Они обсуждали все проблемы, договаривались между собой, а потом давали указания своим замам, и переговорщики готовили позиции...

По мере того, как я это говорил, лицо министра из доброжелательного делалось холодно— каменным. Не дослушав, он прервал меня:

— Возврата к прошлому не будет, — сказал он резко, а сильный грузинский акцент, от которого Эдуард Амвросиевич так никогда и не избавился, придавал особое значение его словам. — Ми нэ врэменное правительство. Ми взяли власть в свои руки и будэм ее удэрживать по крайней мере до конца нынэшнего тысячелетия.

С этого диалога наши отношения с министром стали резко портиться. А тут еще встреча с экспертами подлила масла в огонь. Шеварднадзе не обманул — он, как обещал, пригласил наших экспертов, когда были готовы директивы к очередному, уже 1Х раунду переговоров. Но эксперты, воспользовавшись встречей, стали выкладывать министру все свои проблемы и заботы. Их можно было понять. На этих днях они должны были вылетать в Стокгольм и там сесть за стол и начать редактирование текста соглашения.

Министр, естественно, не знал деталей и откровенно злился, отделываясь общими и высокопарными фразами о необходимости широкого и непредвзятого взгляда на переговорах. В общем, расстались недовольные друг другом. Когда прощались, Шеварднадзе кивком головы указал мне остаться.

— Вы что, специально устроили весь этот спектакль? — гневно спросил он.

Я ответил, что он сам хотел поговорить с экспертами. Их беспокоит, что у нас нет разработанной, глубоко эшелонированной позиции, когда вся делегация и каждый эксперт знает свой маневр, пределы возможного и невозможного. Один только пример. Сегодня нам дали разрешение снизить потолок уведомлений с 20 до 18 тысяч человек. Эта цифра явно для начала торга. А что дальше? Американцы, к примеру, предложат 6 тысяч человек. Мы что, опять будем входить в ЦК и просить сократить на 2 тысячи, а потом еще на 2 тысячи? Почему заранее не определить, что интересам нашей безопасности отвечали бы рамки в пределах, скажем, 10 — 18 тысяч человек. Ниже него опускаться нельзя. Будет выше — вам спасибо. Но в этих пределах делегация может вести торг и разменивать одно на другое.

— Вот Вы и займитесь разработкой этих позиций, а не перекладывайте это на меня, - холодно резюмировал министр. — Пишите.

В Стокгольме советская делегация с нетерпением ждала встречи с послом Берри, хотя и виду не подавала. После Заявления Горбачева 15 января мяч был в американских воротах. В Вашингтоне шла межведомственная борьба — что ответить Горбачеву, и в этой ситуации посол высовываться не хотел.

Поэтому встретились мы только 3 февраля через неделю после открытия очередного, девятого раунда переговоров в Стокгольме. Мягко улыбаясь, Ричард Берри сказал, что в Вашингтоне с интересом ознакомились с советскими предложениями и сейчас там готовят ответ. Это были дежурные, ничего не значащие слова, которые в таких ситуациях обычно говорят дипломаты. Тогда я надавил:

— Свою часть пути мы прошли. Горбачев объявил о готовности переноса ВМС. Как насчет американского обязательства в отношении ВВС?

— О чем ты? — сделал вид, что не понимает, Берри.

— О нашей беседе в конце седьмой сессии, в середине октября, о размене ВВС на ВМС.

— Ах, ты об этом? — широко улыбнулся Берри. — Но это было так давно. Поезд уже ушел. Да и ты все это время ни разу не поднимал этот вопрос.