Александр Владимирский - Роксолана и Сулейман. Возлюбленные «Великолепного века» (сборник)

Новые походы требовали изъятия из деревни все новых и новых ресурсов – людских, материальных и финансовых, – что подрывало сельское хозяйство империи.

Главное же, завоевания турок в Европе прекратились потому, что возросло сопротивление их противников. Завоевания же в Азии и Африке практически не увеличивали военную мощь Османской империи, поскольку армии покоряемых народов стояли на гораздо более низкой ступени развития, чем турецкая армия, и в турецком войске могли играть лишь вспомогательную роль. К тому же они неохотно сражались за пределами своих территорий. Таким образом, азиатско-африканская часть империи все больше превращалась в обузу, выкачивающую силы и средства из Малой Азии и Балкан.

В Алжире, в частности, существовавшем за счет торговли и пиратства, местная община моряков пополнялась и выходцами из Европы, разбойниками и авантюристами: сицилийцами, генуэзцами, неаполитанцами, испанцами и даже англичанами. Позднее, в конце XVII и в XVIII веке, это космополитическое братство стало известно в Европе под именем пиратов с Варварского берега.

Османская империя уже не контролировала ни Средиземное море, ни свои африканские владения.

Между тем в середине XVII века в Европе были построены громадные океанские парусные корабли с мощным артиллерийским вооружением. Ни турецкие, ни алжирские верфи таких кораблей не строили. Османская империя отставала от Европы уже на целый век. Когда эти морские гиганты – британские, французские и голландские – появились в Средиземном море, худо стало и османскому флоту, и магрибским пиратам. К 1700 году военные эскадры Османской империи полностью исчезли из прибрежных вод Алжира, Туниса и Триполи. Здесь господствовали пираты, но их активность шла на спад, и они больше не имели никакого отношения к Турции, разве что иногда добровольно помогали турецким султанам из чувства исламской солидарности.

Ко времени этих радикальных перемен в Западном Средиземноморье турецкий флот перестали бояться и в Восточном Средиземноморье. В Турции уже не умели и не могли строить корабли, способные на равных бороться с новыми кораблями и артиллерией европейцев. Сами турки грустно шутили: «Морские капитаны попрятались в женские корзинки для рукоделия».

Пол Рюкот зафиксировал этот перелом османского духа: «Турки, обеспокоенные ныне тем, что христиане противопоставляют им равную военно-морскую мощь и что с ними трудно вступать в открытые сражения, построили легкие суда с тем, чтобы им было удобно грабить, жечь и разорять побережье христианских стран и затем спасаться бегством. Они также наладили доставку солдат, снаряжение и продовольствие на Кандию (Крит) и другие завоеванные земли при помощи транспортных судов… Турки неохотно занимаются морскими делами, утверждая, что Аллах отдал море христианам, а им (туркам) – сушу».

Таким образом, уже в XVII веке турки вынуждены были на море обороняться от европейцев и постепенно переходить к тактике булавочных уколов по принципу «ударил (ограбил) – убежал».

Наверное, можно сказать, что Сулейман Великолепный сыграл в истории Османской империи примерно такую же роль, какую в истории Российской империи сыграл император Петр Великий. Петр приобщил Московскую Русь к достижениям европейской цивилизации, прежде всего в военной и военно-морской сфере. Он не только создал российскую армию и флот по европейским образцам, но и заставил правящий класс приобщиться к европейским культурным традициям. При Петре в России были созданы мануфактуры, государство поощряло развитие торговли и промышленности. Многие иностранные специалисты, приглашенные в Россию Петром для развития армии, флота и мануфактур, остались в России, стали основателями новых дворянских родов и вошли в состав российского правящего класса, причем для этого им даже не пришлось переходить из западного христианства в православие. Российская империя со времен царствования Петра начала играть важную роль в европейской политике, хотя действительно великой державой стала в середине XVIII века, в период Семилетней войны, а своего наибольшего могущества достигла в первой четверти XIX века. Петр положил начало созданию в России европейской бюрократии, увеличил налоговое бремя, заставил дворян в обязательном порядке служить государству.

Сулейман, как и Петр, многое заимствовал из Европы, преимущественно в области вооружений, больше, чем его предшественники. Он не только воевал, но и торговал с Европой больше, чем прежние султаны. Сулейман, как и первый российский император, вел успешные завоевательные войны. Но при этом турецкий султан никаких военных или военно-морских реформ не осуществил, ничего из европейской тактики не заимствовал. Армия и флот достались ему в наследство от предшественников. Импорт из Европы при Сулеймане Великолепном возрос, но касался он почти исключительно предметов потребления.

Иностранцы играли важную роль в Османской империи в мореплавании, литье пушек и торговле. Но в правящий класс империи они так и не интегрировались, оставшись чужеродным элементом. Те же из них, кто принял ислам и превратился в чиновников и флотоводцев, переставали выполнять прежние функции. Поэтому застой в экономическом развитии Османской империи обозначился еще при Сулеймане Великолепном. С именем Сулеймана в отличие от Петра не связано никаких заметных реформ. Он лишь провел кодификацию османского права, чем упорядочил судебную систему, но новых законов, революционных по отношению к уже существующим, не ввел. Если Петр начинал путь вхождения России в европейскую политику, то Сулейман уже во многом завершал эпоху сильного влияния Османской империи на европейские дела. Именно при нем турецкие войска совершили наибольшие завоевания в Европе, и турок всерьез боялись в европейских столицах. Но если Россия после Петра Великого еще долго наращивала свое могущество и влияние на европейские дела, то Турция, достигнув максимального могущества при Сулеймане Великолепном, в дальнейшем постепенно клонилась к упадку. Если Петр создал в России условия для дальнейшего развития, в том числе и для территориального расширения империи, то Сулейман, доведя расширение Османской империи до ее естественных пределов, обусловленных не столько географическими рубежами, сколько уровнем сопротивления противостоявших империи государств, практически законсервировал и вооруженные силы, и социальную структуру империи. Профессиональную бюрократию европейского образца он так и не создал, и эта задача не была решена вплоть до краха Османской империи. Конечно, надо учитывать, что Петр Великий действовал на 150–200 лет позднее, чем Сулейман. Европа за это время сильно изменилась, и российский самодержец имел перед собой более передовые европейские образцы, чем те, что существовали в эпоху Сулеймана. Та бюрократия, которую заимствовал Петр в начале XVIII века, во времена Сулеймана еще не сложилась. Но гораздо замечательнее было то, что за время, прошедшее от времен Сулеймана до времен Петра, Османская империя почти не изменилась. А если и изменилась, то только в худшую сторону. Аппетиты чиновников возросли, размеры взяток многократно умножились. Крестьяне стали жить еще беднее. Прежние тиариоты и займы или разорились, или разбогатели, но ни, те ни другие больше не желали нести тяготы военной службы. В результате турецкая конница, с которой столкнулась русская армия в Прутском походе 1711 года, была лишь бледной тенью той, с которой Сулейман Великолепный ходил походами в Венгрию и Молдавию. Янычары, краса и гордость армии Сулеймана, уже познали вкус власти и стремились стать «делателями султанов», больше заботясь о том, чтобы подольше побыть в Стамбуле и получить награды от повелителя правоверных, которого в случае чего можно было и сместить с престола. Именно угроза янычарского бунта заставила великого визиря Мехмеда-пашу согласиться на относительно умеренные условия мира с Петром, находившимся вместе с армией в безнадежном положении. О том же, чтобы завоевывать Украину и Польшу, турки в начале XVIII века даже не думали, стремясь лишь удержать под своим контролем побережье Черного и Азовского морей. Сил для дальнейшего расширения у Османской империи уже не было.