Георгий Чернявский - Франклин Рузвельт

Новый предвыборный марафон продолжался на протяжении четырех месяцев. Вместе с Хоувом Рузвельт разработал первый маршрут для своего поезда — подвижного штаба и агитационного центра. Недаром кандидат в президенты и его соратники окрестили этот железнодорожный состав «Рузвельтовским особым». Демократический кандидат колесил по стране, побывав в восемнадцати штатах и преодолев не менее 20 тысяч километров.

Разумеется, он и раньше представлял себе масштаб несчастий, которые обрушились на народ, но это были абстрактные цифры, газетные сообщения, во всяком случае — впечатления других людей. Теперь он увидел всё собственными глазами. Франклин, человек впечатлительный, хотя и предпочитавший не демонстрировать свои чувства, был поистине шокирован. «Я видел лица тысяч американцев. Они имеют испуганный вид потерявшихся детей», — повторял он неоднократно.

Рузвельт выступал с речами по несколько раз в день, собирая огромные толпы слушателей. Он произнес не менее пятидесяти речей, каждая из которых длилась по несколько часов. Что же касается кратких ремарок, метких остроумных замечаний, то их число было во много раз больше. Именно во время первой президентской кампании Рузвельт неожиданно для себя обнаружил в своем ораторском арсенале способность произносить простые, подчас тривиальные афористичные суждения, многие из которых вошли затем в американскую устную традицию. Некоторые из них приведены в качестве эпиграфов к главам этой книги.

Предвыборная кампания показала, что Рузвельт находит для каждой группы населения особые слова, привлекая на свою сторону все новых сторонников. Негативные стороны замечали, помимо левых и правых радикалов, открытых врагов Рузвельта, только наиболее умудренные наблюдатели. Один из крупнейших американских публицистов левый либерал Уолтер Липман 14 сентября 1932 года делился своими опасениями с профессором-правоведом Гарвардского университета Феликсом Франкфуртером: «Две вещи в отношении Рузвельта беспокоят меня, а именно: то, что он любит политическую игру саму по себе и прекрасно чувствует себя в ней. Стремление продемонстрировать свое виртуозное искусство толкает его на путь ультраполитиканства. Еще одно мое опасение связано с тем, что он так дружелюбен и впечатлителен, так хочет всем угодить и, как я думаю, так нетверд в собственных убеждениях, что почти всё зависит от характера его советников» {268} 268 LC. MD. F. Frankfurter Papers 78. . Он же писал: «Франклин Д. Рузвельт вовсе не крестоносец. Он не народный трибун. Он не враг богачей. Он просто приятный мужчина, который, не имея на это данных, очень хочет стать президентом» {269} 269 Lippmann W. Interpretation 1931-1932. New York, 1932. P. 259. .

Естественно, для предвыборной кампании необходимы были более значительные суммы. Демократического кандидата поддержали многие крупные собственники, надеявшиеся, что именно он сможет вывести страну из Великой депрессии, преодолеть разруху и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в банковско-финансовой сфере. Среди спонсоров был, между прочим, Джозеф Кеннеди, миллионер и политик, чей сын Джон через три десятилетия сам станет американским президентом.

Герберт Гувер и его помощники поначалу вздохнули чуть свободнее, узнав, что демократы выдвинули в президенты Рузвельта — тяжелобольного, неспособного самостоятельно передвигаться. Они рассчитывали, вопреки объективным прогнозам, что кампания Рузвельта будет более или менее спокойной и республиканцы без особого труда смогут его переиграть.

Предвыборная агитация велась на основе хорошей информированности штаба Рузвельта не только о положении страны в целом, но и об особенностях ситуации и настроениях людей в отдельных штатах, городах, в разных социальных слоях. «Мозговой трест» особенно озаботился сбором сведений о том, что в наибольшей мере волнует основную массу избирателей — рабочих крупных промышленных центров и фермеров. С этой целью в разные концы страны вновь выехали своеобразные «разведчики», которые внедрялись в среду избирателей, проникались их чаяниями и исправно докладывали свои впечатления в рузвельтовский штаб.

Особо важная информация поступала от подруги Элеоноры Рузвельт, опытной и вдумчивой журналистки Лорены Хикок. По поручению Гарри Гопкинса и самой супруги кандидата Лорена буквально исколесила страну, отовсюду посылая подробные доклады о материальном положении, настроениях, жалобах, надеждах населения. В письмах из рабочих районов она констатировала, что тысячи семей, оставшиеся без средств к существованию и не получавшие государственной помощи, были на грани вооруженных столкновений с властями, а количество оружия в шахтерских поселках приобрело угрожающие размеры {270} 270 См.: RL. HP L. Hickok Papers 11. .

В результате оказалось, что демократический кандидат хорошо подкован и надежда Гувера на то, что с ним будет сравнительно легко справиться, построена на песке.

Главной мыслью, звучавшей фактически во всех выступлениях Рузвельта, было убеждение, что американцы с помощью новой администрации, но прежде всего опираясь на собственные силы, смогут вновь поставить на ноги страну. Что же касается роли государства, говорил Рузвельт, оно должно взять на себя организацию общественных работ, чтобы занять безработных, и оказывать помощь фермерам. При этом кандидат от Демократической партии стремился не конкретизировать, что именно он собирается сделать. Ему важно было привлечь на свою сторону как можно более широкий круг избирателей из различных слоев населения — от миллионеров до безработных. Перед разными аудиториями он подчеркивал те стороны восстановления, которые были наиболее близки именно тем людям, к которым он обращался в данный момент, стремясь в то же время никак не обидеть другие слои. Понятно, что это требовало немалой словесной эквилибристики и демагогии.

Любители острого словца сочинили немало анекдотов по поводу президентской кампании Рузвельта, его противоречивых обещаний. Один из них, например, рассказывал, что советники по ошибке дали Рузвельту для выступления два проекта речи — один в защиту свободной торговли, другой с требованием усилить протекционизм, и Рузвельт якобы ухитрился произнести их оба — то ли один за другим, то ли перемежая. Скорее всего это была злая выдумка. Но утверждение, что в одних выступлениях кандидат отстаивал «новый национализм», а в других «новую свободу» и обе концепции преподносились под флагом «Нового курса», соответствует действительности.

Вещая о необходимости разработки и осуществления широкого плана помощи фермерам, Рузвельт оговаривался, что эта программа ничего не должна стоить государству. В других речах он обещал сократить государственные расходы не менее чем на четверть; но тотчас же после этого звучали посулы ввести общественные работы, начать финансируемое государством жилищное строительство, призванное покончить с трущобами и тем более «гувервиллями», предпринять, опять-таки за счет государства, строительство крупных промышленных объектов в долине реки Теннесси, где последствия кризиса оказались особенно катастрофическими. Ясно, что эти планы были несовместимы. Рузвельта, однако, слушали со всё большим вниманием, игнорируя противоречия, упрощения, несбыточные обещания, которые звучали в изобилии. Все они покрывались магическим выражением «Новый курс», хотя, казалось, ни у самого Рузвельта, ни у его «мозгового треста», ни у менеджеров избирательной кампании не было сколько-нибудь ясного представления о том, что же это такое.