Сергей Нечаев - Сальери

В “Тараре” большое впечатление на слушателя наших дней производит сильный героический стиль, иногда прямо предвосхищающий Бетховена — что, впрочем, неудивительно, ибо Бетховен данную оперу просто не мог не знать» {131} 131 Кириллина Л.В. Указ. соч. .

Но вернемся в 1787 год. Сальери вернулся в Вену в июле, и там его вскоре ожидала большая потеря: 15 ноября того же года скончался великий Кристоф Виллибальд Глюк. В июне 1779 года его поразила тяжелая болезнь, обернувшаяся частичным параличом. Осенью того же года Глюк вернулся в Вену, которую больше не покидал. Предчувствуя скорый уход, в 1782 году он написал «Из глубины» (De profundis) — небольшое сочинение для четырехголосного хора и оркестра на текст 129-го псалма Давида. Его 17 ноября 1787 года на похоронах композитора исполнили под руководством Сальери.

Считается, что Глюк оставил наследство в 600 тысяч ливров, и это наглядно свидетельствует о том, что композиторы в те времена неплохо зарабатывали. Впрочем, не все композиторы, а только самые успешные среди них.

Борис Кушнер констатирует:

«Закончилась эпоха в истории оперного искусства. Сальери потерял близкого друга, учителя и покровителя. О характере их отношений говорит следующий выразительный эпизод. Сочиняя по заказу из Парижа кантату Le Jugement dernier, Сальери дошел до места, где должен был говорить Иисус. Композитор хотел поручить эту партию высокому тенору, но перед окончательным решением пришел посоветоваться к Глюку Старый мастер одобрил выбор и полусерьезно, полушутя добавил: “Скоро я смогу совершенно точно сообщить вам из иного мира, в каком ключе говорит Спаситель”. Через четыре дня его не стало» {132} 132 Кушнер Б. Указ. соч. .

После парижского успеха «Тарара» Сальери по праву мог рассчитывать на постоянный поток заказов от местной оперы. Он уже готовился унаследовать мантию маэстро Глюка, однако приближавшаяся Великая французская революция спутала композитору все карты. С мечтами о продолжении карьеры одновременно во Франции и Австрии пришлось расстаться, поэтому Сальери вернулся в Вену — и, как выяснилось чуть позже, поступил правильно.

В 1788 году Сальери написал героико-комическую оперу «Хублай, великий хан татарский» (Cublai, gran Kan de’ Tartari) на либретто Джованни Баттиста Каста. Эта опера доставила ему большие неприятности при дворе. Дело в том, что автор либретто после посещения Санкт-Петербурга создал эпопею в стихах под названием «Татарская поэма». В ней он описал интриги русского двора, жестокость правления Екатерины Великой, едко обличил «татарские» дворцовые нравы.

Поселившись в Вене, Касти попросил у императора Иосифа II согласия на издание своей поэмы, но тот запретил публикацию — в те годы австрийская и русская армии вместе сражались с турками. Тогда Касти договорился с Сальери и переработал поэму, изменив сюжет и превратив ее в оперное либретто. Теперь произведение стало пародией на Петра I и эпоху его правления, где было всё — от беспробудного пьянства до невиданной жестокости. Есть там и сцена со стрижкой боярских бород. Не желая конфликтовать с Екатериной II, император вынужден был запретить и это представление [38] В связи с этим Марио Корти делает предположение: «Интересно, мог ли Пушкин знать о существовании оперы Сальери, пародирующей образ великого Петра? Может быть, он написал пьесу “Моцарт и Сальери” в отместку за его, Сальери, издевательское отношение к Петру, столь почитаемому Пушкиным? Эта теория, теория о том, что Пушкин мог написать пьесу “Моцарт и Сальери”, чтобы отомстить за сатиру на Петра Великого, показалась мне страшно привлекательной. И я, подражая Пушкину, придумал такие строки: Мне не смешно, когда Сальери в пылкой злобе Тревожит тень Великого Петра». ( Корти М. Указ. соч. С. 124.) Впрочем, Марио Корти сам называет это свое предположение «гипотезой ради гипотезы». При этом он отмечает, что сделал его исключительно для того, «чтобы показать, что иногда человек способен закрывать на всё глаза ради красивой теории, красного словца или сюжета». (Там же.) .

С другой стороны, тот же Иосиф II, заинтересовавшись успехом «Тарара», поручил Сальери и Лоренцо да Понте, единственному на тот момент итальянскому либреттисту, оставшемуся в австрийской столице, сделать из «Тарара» итальянскую оперу для постановки в Вене. Небезынтересно отметить, что император вторично (в первом случае это была «Свадьба Фигаро» Моцарта, представленная в Бургтеатре 1 мая 1786 года) заказал оперу по политически взрывоопасным произведениям крамольного Бомарше.

Что касается произведения Моцарта, то с 1 мая по 18 декабря 1786 года «Свадьба Фигаро» давалась девять раз, но денежные сборы оказались весьма слабыми. Наверное, правы те, кто говорит, что эта вещь слишком опередила свое время, чтобы завоевать единодушное признание. А может быть, жители Вены тогда просто не поняли всей глубины моцартовской оперы. В Праге ее успех оказался значительно большим, но это все равно было не то, о чем мечтал тридцатилетний Моцарт. Как отмечает Марсель Брион, «композитор не только не достиг ожидаемого им самим продолжительного успеха, но, напротив, разочаровал многих своих почитателей, которые от него отвернулись» {133} 133 Брион М. Указ. соч. С. 257. .

Иное дело — Сальери. Столкнувшись с огромной разницей в эстетике и вокальной технике итальянской и французской оперы, он и Лоренцо да Понте радикально переделали «Тарара» и в конечном итоге создали совершенно новую оперу, получившую название «Аксур, царь Ормуза».

Премьера этой оперы состоялась в Вене 8 января 1788 года. Дата была выбрана не случайно. Дело в том, что 6 января имело место бракосочетание эрцгерцога Франца и уже известной нам принцессы Вюртембергской. Император созвал в Вену массу гостей, и премьера «Аксура», прославлявшая столь важное событие в жизни будущего императора Австрии, оказалась весьма кстати. К тому же содержание оперы удачно «наложилось» на антитурецкие настроения, усиливавшиеся в австрийском обществе накануне войны с Оттоманской империей.

Друг Сальери Игнац фон Мозель считал «Аксура» наилучшей из всех итальянских «серьезных опер» (опера-сериа). А Эрнст Теодор Амадей Гофман, побывавший на представлении в своем родном Кенигсберге, писал в 1795 году литератору Теодору Готлибу фон Гиппелю: «Музыка этой оперы, как всегда у Сальери, превосходна: богатство мыслей и совершенство декламации ставят ее в один ряд с произведениями Моцарта» {134} 134 Rice J. Op.cit. P. 2. .

При этом Гофман был ярым поклонником Моцарта и даже поменял свое имя Вильгельм на Амадей, так что в его устах это было великой похвалой. Франц Шуберт также высоко ценил оперу «Аксур», а немецкий дирижер и композитор Фердинанд Хиллер в 1855 году сказал Джоаккино Россини: «Опера “Аксур” принадлежит к моим самым ранним итальянским воспоминаниям». И Россини живо откликнулся на это замечание: «Она содержит великолепные места» {135} 135 Сомин Д. К Указ. соч. С. 58. .