Сергей Нечаев - Сальери

Шестидесятишестилетний Сальери с нетерпением ждал предстоящего праздника, а «сам император был полон решимости с достоинством и блеском отпраздновать этот юбилей» {206} 206 Kreissle von Hellborn H. The life of Franz Schubert. London, 1869. P. 80. .

В тот день, 16 июня, рано утром Франц II вернулся в Шёнбрунн из путешествия по Италии, а Сальери посетил итальянскую церковь, чтобы помолиться и воздать свои благодарности Всевышнему. Его дочери — Йозефа Мария Анна, Франциска Ксаверия Антония и Катарина — сопровождали отца, а в десять часов к дому Сальери на Шпигельгассе подъехала императорская карета, в которой находился князь фон Трауттманнсдорф-Вейнсберг, который доставил композитора в императорский дворец, где ему и вручили большую золотую медаль «Гражданская честь» (Civil-Ehren-Medaille). И всё это происходило в присутствии большого количества придворных и музыкантов. Сальери растроганно поблагодарил всех за столь высокую награду.

Во второй половине дня имел место семейный сбор за обеденным столом, на который были приглашены только самые близкие друзья композитора — правда, их набралось почти 50 человек. А примерно в шесть часов вечера собрались и прочие гости, в том числе и ученики Сальери обоих полов. Началась музыкальная часть юбилейных празднований. Сальери сидел в окружении дочерей, а потом разместился за роялем. Справа от него находились 14 дам, его бывших и нынешних учениц: там были Фортуната Франкетти, Катарина Вальбах-Канци, Терезия Тейбер и др. Слева находились 12 композиторов, в том числе Франц Шуберт, Йозеф Вайгль, Игнац Асмайер, Ян Непомук Гуммель и Игнац Мошелес. И все они сделали маэстро Сальери музыкальные подарки собственного сочинения.

В исполненной всеми вместе оратории «Иисус в чистилище» Сальери был автором и музыки, и слов. А Франц Шуберт посвятил своему учителю кантату на собственный текст:

В своем дневнике Шуберт потом написал: «Это должна быть очень красивая и утешительная вещь для артиста — увидеть, как его ученики собрались вокруг него, делая всё возможное, чтобы достойно отпраздновать его юбилей, чтобы в своих композициях выразить ему свою естественную признательность, свободную от всей этой странности, которая начинает сегодня доминировать у большинства музыкантов. <���…> Изгнать эту странность в кругу своих учеников, оставив лишь то ясное и святое, что есть в природе, — вот, наверное, наибольшее счастье для мастера, который, обучаясь у Глюка, научился понимать эту самую природу и сумел подняться над неестественным бредом нашего времени» {208} 208 Barbedette H. Op. cit. P. 91. .

Мог ли великий Шуберт написать подобное о человеке плохом, злобном, завистливом?

Профессор Борис Кушнер отвечает на этот вопрос так:

«Каким человеком был Сальери? Я думаю, что ответ на этот вопрос уже в какой-то мере ясен. <���…> Плохой человек не сможет проявить такое чувство благодарности, которое обнаружил Сальери по отношению к своим учителям Гассману и Глюку. И, разумеется, плохой человек не станет давать бесплатные уроки и заниматься самоотверженно делами вдов и сирот музыкантов. Это впечатление дополняется заметками самого Сальери, оставленными им Игнацу фон Мозелю, и свидетельствами современников. Сальери пишет о своей жизни бесхитростно и даже, кажется, несколько наивно. Трогательны описания его рано проснувшегося тяготения к музыке и даже преходящие подробности, вроде пристрастия к сладостям. Сердечную симпатию вызывают страницы воспоминаний, где говорится о первой любви Сальери и о его женитьбе» {209} 209 Кушнер Б. Указ. соч. .

К сожалению, достаточно широко распространено представление о Сальери как о человеке мрачном, рассудочном, чуждом подлинным радостям жизни и не знающем ничего, кроме музыки. Но это совсем не так. Воспоминания современников и более поздние биографические сочинения характеризуют Сальери как очень позитивного и доброжелательного человека. Вот, например, что пишет в своих «Воспоминаниях» известный тенор и композитор Майкл Келли, друг Моцарта и участник премьеры «Свадьбы Фигаро»:

«Однажды вечером Сальери пригласил меня сопровождать его в Пратер. В то время он сочинял свою оперу “Тарар” для Гранд-опера в Париже. Мы устроились на берегу Дуная, за кабаре, где пили прохладительные напитки. Он извлек из кармана набросок арии, сочиненной этим утром и впоследствии ставшей популярной. Ah! Povero Calpigi. Пока он пел мне эту арию с огромной выразительностью и жестикуляцией, я смотрел на реку, а потом вдруг заметил пересекавшего ее большого дикого кабана как раз около того места, где мы сидели. Я пустился бежать, и композитор последовал моему примеру, оставив позади Povero Calpigi и, что гораздо хуже, фляжку отличного рейнского вина. Мы потом много смеялись над случившимся, оказавшись вне опасности. В самом деле, Сальери мог шутить обо всем на свете, он был очень приятный человек, глубоко уважаемый в Вене, и я считаю большим счастьем тот факт, что он обратил на меня внимание» {210} 210 Reminiscences of Michael Kelly, Volume 1. London, 1826. P. 202-203. .

Хорошо знавший Сальери Иоганн Фридрих Рохлиц [44] Иоганн Фридрих Рохлиц (Rochlitz) (1769-1842) — композитор и музыкальный критик, живший в Лейпциге. В 1798— 1818 годах — главный редактор «Всеобщей музыкальной газеты». дает нам такую его характеристику: «Радушный и любезный, доброжелательный, жизнерадостный, остроумный, неисчерпаемый в анекдотах и цитатах изящный человечек, с огненно сверкающими глазами, с загорелой кожей, всегда мил и опрятен, живого темперамента, легко воспламеняющийся, но столь же легко примиряющийся» {211} 211 Самин Д. К Указ. соч. С. 59. .

Биограф Сальери Адольф Жюльен пишет:

«Любезный, веселый, высокодуховный, сострадательный. <���…> Сальери умел связать себя искренней дружбой со многими артистами и любителями. Он был небольшого роста и всегда одет с некоторой изысканностью, у него были смуглая кожа, темные и полные огня глаза, выразительный взгляд и большая подвижность в жестах. Никто не знал такого количества всевозможных пикантных историй, и никто не умел рассказывать их с таким воодушевлением на таком странном жаргоне, где итальянский, немецкий и французский языки были смешаны в одинаковой пропорции. Большой любитель сладостей, он не мог пройти мимо кондитерской, не зайдя туда и не наполнив свои карманы драже и конфетами. <���…> Он быстро приходил в гнев, но легко успокаивался, давая прекрасные примеры большой сердечной доброты. Время не ослабило его благодарности за то, что в молодости для него сделал Гассман, и он занялся образованием его дочерей, еще таких молодых после смерти их матери, обеспечивая все их потребности и сделав из одной из них выдающуюся певицу: он был их защитником, как Гассман был защитником для него самого» {212} 212 Jullien А. Op. cit. P. 318-319. .