Наталья Первухина-Камышникова - В. С. Печерин: Эмигрант на все времена

Последнюю неделю августа 1865 года Печерин проводил в Мильтоун Парке, где и по сю пору находится дом занятий и молитвенного уединения, принадлежащий ордену Иисуса, иезуитам. Это своего рода дом отдыха, где «под тенью вековых дубов и вязов», вблизи голубых гор, среди нерушимой тишины Печерин жил по несколько дней в году, внеся один фунт платы за свое содержание. В письмн Чижову от 26 августа 1873 года он описывает обстановку, в которой находится в этот момент и в которой ровно восемь лет назад было написано письмо Аксакову:

Я сижу в крошечной комнате или келье с двумя окнами; вся мебель состоит из кровати, стола и кресел и столика для умывания.

Я сижу перед столом в креслах, а подле стола налой (priedieu) с распятием. На столе расположены порядком следующие книги: Духовные упражнения св. Игнатия, Метода размышления, различия между временем и вечностью; Подражание Христу и Новый Завет. Но это только для вида, pour sauver les apparences, a в саке у меня лежит роман Вальтера Скотта «Сен-Ронанский ключ», тетрадь сочинений Писемского и les phénomènes et les lois de la chaleur (явления и законы теплоты – фр): это так, на всякий случай, ради скуки (РО: 308).

В «Спиридионе» монах Алексей рассказывает послушнику Анжелю, что когда поиски истины заставили его расстаться с христианской верой и он стал втайне от всех читать философские и научные труды, он «отыскал способ использовать церковные службы для чтения. Вложив свои мирские книги в обложку от молитвенника, я предавался их изучению, делая вид, будто поглощен чтением молитв» (Санд 2002: 150). Примеров почти буквального сходства так много, что можно было бы написать отдельное исследование о связи мемуарных записок Печерина с текстом романа Жорж Санд.

Стихотворение, написанное в Мильтоун Парке, свидетельствует о том, что мысль Печерина бродила далеко от дома иезуитов. Это стихотворение представляет собой вариации на вечно повторяемую Печериным тему шиллеровского «Пилигрима», очерченную еще в 1830-е годы. Она включает в себя неопределенно религиозную идею блаженного края, где Истина источает свой «незакатный свет», где любовь вечна и разлуки нет, но, вместе с тем, говорит о сознании вины перед «страной туманов и снегов», которую странник покинул по зову незримой Красы, мелькнувшей перед ним и исчезнувшей во мраке. Несмотря на крушение многих иллюзий, вечный странник не оставляет поисков идеала красоты, которому пожертвовал отцом и матерью и родимым домом, и бродит по миру «бездомным сиротою».

Удивительно, как даже в стихотворении 1865 года Печерин пытается воспроизвести драматическую структуру, к которой он прибегал еще в поэмах 1830-х годов – «Вольдемар» и «Pot-Pourri, или чего хочешь, того просишь» («Торжество смерти»). Что бы он ни писал, все у него выходило «в форме разговора». Слова о том, что есть место, где «любовь не умирает и разлуки нет», можно понять и как надежду на то, что это место в России, где, быть может, его помнят, а сорокалетняя разлука обернется дурным сном и он проснется для жизни вечной дома, на родине.

Центральный вход больницы Богоматери Милосердия в Дублине

Коридор больницы Богоматери Милосердия

Старая лестница в больнице Богоматери

В. С. Печерин

Письмо В. С. Печерина к Ивану Гагарину

В. С. Печерин

Письмо И. Гагарина к В. С. Печерину

О. Иван Гагарин и В. Балабин. На обороте автограф Гагарина: «Des Péres Gagarin et de Balabin de Compagnions de Jesus»

В. В. Чижов

Извещение о смерти о. Ивана Гагарина

Последний друг Печерина – «Черный ньюфаундленд с пушистым хвостом»

На родине его не могли совсем забыть. Мать умерла в 1858 году, до 1866 года был еще жив отец. С ними Печерин, верный сыновнему долгу, никогда после принятия монашества не прекращал связи. С племянником Саввой Федосеевичем Поярковым он возобновил переписку в 1860 году. Имевший представление о России в основном по публикациям Герцена, Печерин интересовался распространением в обществе социалистических идей, спрашивал о ходе демократических реформ. Его энтузиазм охлаждало отсутствие уверенности в том, что «вчерашний закон не будет завтра же отменен», да и живущий в Одессе Поярков поддерживал его сомнения. В письме от 8 марта 1870 года он отвечал Печерину: «Сравнивая строй управления Англии с нашим, вы останавливаетесь на мысли, что могут ли все реформы наши достигать желаемого результата при изменчивости наших законоположений» (Гершензон 2002: 505). Лично они никогда знакомы не были, внутренней близости не возникло. Переписка постепенно затухала и со смертью Пояркова прекратилась. Переписка с А. В. Никитенко тоже оборвалась.

Из всех русских корреспондентов Печерина самым ему близким оказался Чижов. Поколение, созревавшее в последекабристской России, достигло зрелости и стояло на пороге старости.

Традиционные мемуары, обращенные только к внешней, событийной стороне жизни, перестали удовлетворять. Развитие мемуарной литературы шло параллельно эволюции романного жанра, с его вниманием к психологии, внутреннему состоянию сознания и большей независимостью от строгих жанровых ограничений. Отсылаемые как приложения к письмам, мемуарные отрывки Печерина иногда мало отличимы от текста письма. Печерин не задумывал их как единое хронологическое повествование. Свободный, не сжатый жанровыми рамками стиль недавно прочитанных мемуаров Герцена вызывал на диалог. В письме от 25 декабря 1856 года к Тургеневу, выразившему восхищение посланными ему главами из третьей части «Былого и дум», Герцен пишет: