Сергей Минцлов - Петербург в 1903-1910 годах

Высшие учебные заведения закрыты до января месяца.

31 октября. Гучков, один из отказавшихся от министерского кресла [176], сказал, что отказ их вызван тем, что Витте хотел сделать из них ширму, из-за которой намеревался управлять сам.

Всю ночь ездили и ходили патрули; «Русь» сегодня уверяет, будто почти всякое движение в городе к вечеру замерло; в 8 часов вечера я по Суворовскому вышел на Невский, затем поехал к Крапивину на Загородный просп. — народа везде была гибель, пожалуй, даже больше обыкновенного. Магазины и рестораны, правда, позакрывали щитами окна, но торговали. Врут вообще теперь газеты всех лагерей жестоко и беззастенчиво.

Любопытный факт: отец Иоанн Кронштадтский, пользующийся там страшным влиянием, во время разгрома города бежал…

1 ноября. На заводе С.<���ан>-Галли произошло кровавое столкновение между забастовщиками и желавшими работать. Говорят, первые пострадали сильно, есть убитые.

2 ноября. В Либаве поймали какого-то несчастного чинуша, подозревавшегося в подстрекательстве к погрому; привели его во двор завода, устроили суд, и этот суд приговорил его к смертной казни, которая и была исполнена тут же выстрелом из револьвера. (Сегодняшний № «Руси»). В том же № «Руси» появилось сообщение от Совета депутатов рабочих, что они требуют отмены смертной казни над матросами Кронштадта и на основании этого, «сознавая свою политическую мощь», все рабочие в Петербурге с 12 ч. сегодняшнего дня забастовывают.

4 ноября. Заводы стоят, железные дороги тоже; из газет вышли только «Правительственный вестник» с новым манифестом о крестьянах и о сложении с них с 1 января 1907 г. выкупных платежей… опять опозданьице!

На Владимирской ул. разгромили окна огромной аптеки, не пожелавшей примкнуть к забастовке.

5 ноября. Возвращался домой в 2 часа ночи; стоял сильнейший туман; улицы казались погруженными во тьму, и только совсем вблизи неясно просвечивали сквозь него высокие электрические фонари. Окна магазинов забиты наглухо. По улицам, словно по громадным, темным ущельям, бродили патрули.

Рассказывали, будто где-то разграбили несколько квартир, но по Садовой, на Невском и на Бассейной, по которым я ехал, была полная тишина.

Э. С. Монвиж-Монтвид, только что вернувшийся из Харькова и Киева, утверждает, что погромы на юге были организованы полицией и властями. Весьма возможно; кому-кому, а им, жившим только произволом, разумеется, новые порядки не ко двору; конечно, без борьбы сдаться старая власть не могла, но все-таки как-то не верится мне в подлинность, например, одесских ужасов [177]. Что-то уж слишком 16-м веком пахнет!

По городу сегодня расклеены воззвания градоначальника, приглашающие давать мирный отпор группам забастовщиков, ходящим по городу, и тотчас же сообщать о появлении их полиции, которой даны надлежащие инструкции: тон уж несколько поднялся!

Забастовка в общем не удалась. Насколько первая была стихийная и дружная — еще небывалая в мире, настолько эта никуда не годная. Бастует, да и то частями, только Петербург; раздражение на эту забастовку чуть не всеобщее.

6 ноября. Часов около 4-х дня конки прекратили движение: на Васильевском острове что-то неспокойно, улицы полны хулиганами и рабочими; конки на окраинах, за Средним проспектом были забросаны камнями.

Возвращавшаяся около 9 часов вечера наша бонна с Литейного моста видела над Васильевским островом громадное зарево. Вечером по всему городу замечался усиленный наплыв фабричных; электричество то действовало, то вдруг все погружалось во тьму; на Невский проспект опять глядел прожектор.

6 ноября . Вчера начали работать некоторые дороги; газет все еще нет.

7 ноября. Вчера беседовал с Ф. К. Геккером (он же Ф. Плетнев — художник, получивший несколько лет тому назад 1-ю премию на выставке «блан и нуар»), только что вернувшимся с родительского совещания из Ларинской гимназии, где учится живущий у него уже 12 лет племянник.

Передаю рассказ его вкратце.

Вопрос, подлежавший обсуждению родителей, был — когда и как возобновить занятия, но его, разумеется, и не обсуждали, а по российскому обыкновению говорили обо всем, кроме главного.

Один из ярко-красных родителей предложил пригласить на совещание и старост; все согласились. Тогда встала какая-то дама и энергично воспротивилась этому, так как находила невозможным делать гимназистов свидетелями неурядицы и хаоса среди самих родителей. Согласились и с ней. Тем не менее, старост вызвали с тем, чтобы только выслушать их и узнать толком, чего хотят они.

Старосты явились — парни лет 16–17.

На предложение высказаться начали держать речи.

В общем, желания г. г. гимназистов таковы:

1) полная свобода в гимназиях;

2) предоставление им права выбирать учителей и устанавливать способ преподавания.

Т. е., в переводе на общепонятный язык, добиваются полного произвола. Что мальчишки воображают, будто они все знают и сами могут учить других — это понятно: такой период переживает каждый из нас; но что между родителями находятся люди, неспособные уразуметь всей нелепости таких требований — это удивительно!

В заключение отличился и директор. На вопрос той же дамы, «что же, будут или не будут заниматься в этом году», он ответил, что «старшие классы разрешили четырем младшим классам начать теперь занятия». Это «разрешили» — превосходно!

О Витте верного ничего не слышно; несомненно, что-то приключилось с ним, но что именно — неизвестно; толков о нем много: говорят даже, будто бы его хотели арестовать и даже был подписан приказ об этом… Во главе дворцовой партии, по слухам, стал новый главнокомандующий питерскими войсками — великий князь Николай Николаевич [178]. Человек он энергичный и настаивает на военной диктатуре; его поддерживают болгарско-российский мазурик гр. Игнатьев, Штюрмер, Стишинский [179]и Ко.<���мпания>. Словом, начеку стоит новое министерство, готовое начать поливать Россию кровью.

Великий князь Николай Николаевич

Возникают русские союзы и общества, в общем в большинстве направленные к умиротворению страны. Первой появилась Партия правового порядка и др [180].

Укорял Д. М. Бодиско за манифест «Священного патриотического союза», написанный исключительно для черного народа и содержащий скверную фразу, призывающую охранять самодержавие. Охранять то, чего уже нет с 17 октября — нелепо, а призывать к охранению простой народ — значит призывать к резне.

Оправдывался, что не он писал манифест.

Конки опять работают.

Сейчас узнал, что за Невской заставой очень неспокойно: вчера там дело дошло до стрельбы, есть убитые.