Василий Цветков - Генерал Алексеев

Однако для генерала Алексеева «левый» спектр российской общественно-политической жизни вряд ли отличался какими-либо ярко выраженными оттенками, тогда как в своих «правых» взглядах Михаил Васильевич утверждался все более и более. Показательно, что 6 мая, сразу же после возвращения из Петрограда в Ставку, Алексеев, в числе очень немногих офицеров штаба, участвовал в молебне, посвященном дню рождения Николая II (день Праведного Иова Многострадального). До отречения Государя на этом празднике присутствовали все чины Ставки, а также местные губернские чиновники. Теперь же, по воспоминаниям Е. Ковернинской, супруги служившего в штабе Главковерха офицера, на службе в храме было очень мало молящихся. «Церковь, в которой всегда молился Государь, церковь, которая была переполнена толпой людей, в которую приходилось пускать только по билетам, была пуста в день рождения Государя, в этот, такой тяжелый для Него, год, несмотря на то, что в Ставке все еще находилось на прежних местах. Было два-три приезжих с фронта офицеров, несколько могилевских обывателей, несколько случайно забредших баб и… никого из ставочных. С грустью слушала я прекрасную службу и, глядя на пустой левый клирос, обычное место Царской Семьи, вызывала в памяти образ Государя, прелестные детские чистые личики Наследника и Великих Княжен, еще так недавно видневшиеся оттуда, и горячо молила Бога сохранить их.

Служба незаметно подходила к концу. Протопресвитер Георгий, имевший мужество молиться о здравии Государя и его Семьи, в те дни, когда даже с церковного амвона зачастую говорились хвалебные речи разрушителям России, вышел с крестом. Я прошла вперед и тут только увидела в правом приделе, скрытого колонной, на коленях перед образом Богоматери генерала Алексеева. Весь поглощенный молитвой, с просветленным лицом, по которому катились крупные слезы, он, несомненно, молился не о себе. Я видела много раз людей, молившихся искренно, отдававшихся целиком молитве, но другой такой молитвы я не видела и, верно, не увижу никогда…»

По воспоминаниям полковника С.Н. Ряснянского, «в начале апреля 1917 г… на фронте было спокойно, и обычная оперативная работа была небольшая, но свободного времени не было, так как появилась новая отрасль работы — политическая». С 7 по 22 мая 1917 г. в Ставке прошел 1-й съезд одной из самых влиятельных военных организаций, ставшей позже одной из основ формирования Белого движения, — «Всероссийского Союза офицеров армии и флота». Адъютант Корниловского ударного полка поручик князь Н. Ухтомский справедливо называл Союз «делом рук Алексеева и офицеров Генерального штаба». Инициатива в создании Союза исходила от сотрудников генерал-квартирмейстерской части — полковников Пронина и Лебедева. Его руководство составили офицеры-генштабисты — полковники Л.Н. Новосильцев (член кадетской партии, депутат I и IV Государственной думы), В.И. Сидорин (будущий командующий белой Донской армией), С.Н. Ряснянский (будущий начальник разведотдела штаба Добровольческой армии), Д.А. Лебедев (будущий начальник штаба Ставки адмирала Колчака в 1919 г.). Михаил Васильевич был избран «первым почетным членом» Союза. Призыв «Поднять боеспособность и мощь Русской армии!» стал лозунгом Союза.

Как писал в своих воспоминаниях Пронин, Алексеев «горячо приветствовал идею Союза». «Союз офицеров в настоящее время необходим, он должен быть создан, — говорил генерал. — Я предвижу неминуемый развал армии; изо всех сил борюсь с разрушающими армию новшествами, но Петроград глух к моим словам. Вы, господа, правы: теперь больше чем когда-либо необходимо сплотить офицерский корпус; только здоровое офицерство может удержать армию от окончательного развала, дать опору достойным начальникам, поднять дисциплину и опять сплотить в единую, дружную, еще так недавно грозную для врага, семью офицеров и солдат. Благословляю, организуйте съезд, работайте, я поддержу».

Во время Учредительного съезда Алексеев и его начальник штаба генерал-лейтенант А. И. Деникин выступили в Ставке с докладами, которые, по оценке генерала Головина, можно было бы считать своеобразным «психологическим истоком русской контрреволюции». На съезде выступили также члены ЦК кадетской партии: П.Н. Милюков, Ф.И. Родичев, А.И. Шингарев, монархист В.М. Пуришкевич.

Алексеев выступал первым. Никогда прежде ему не приходилось делать политический доклад, да еще и перед столь многочисленной, хотя и сочувствующей ему, аудиторией. Голосом «усталого и глубоко измученного человека» он говорил о своем понимании причин «падения воинского духа Русской Армии»: «Мы часто встречаем короткую фразу: “Отечество в опасности”. Мы слишком привыкли к этой фразе… и не вдумываемся в грозный смысл ее. Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед, и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть. Враг занял восьмую часть ее территории. Его не подкупишь утопической фразой: “мир без аннексий и контрибуций”. Упал воинский дух русской армии; еще вчера грозная и могучая, она стоит сейчас в каком то роковом бессилии перед врагом. Прежняя традиционная верность Родине сменилась стремлением к миру и покою. Вместо деятельности в ней заговорили низменные инстинкты о сохранении жизни каждого воина».

Делала свое пропаганда классовой борьбы и сословной розни: «Начертали на нашем знамени великое слово “братство”, но не начертали его в сердцах и умах. Классовая рознь бушует среди нас. Целые классы, честно выполнявшие свой долг перед Родиной, взяты под подозрение… Мы заботимся… — каждый о своих интересах. Много хлеба, а русская армия недоедает, а конский состав и совсем голодает».

Примечательные, ставшие позднее весьма популярными в идеологии Белого движения, параллели связывал Алексеев со Смутным временем начала XVII века (позднее, в Ростове на Дону, Михаил Васильевич выступал с лекцией по данной исторической теме): «Настали новые, светлые времена, а где воодушевление, где порыв, где энтузиазм молодой нации, достигшей великих благ человечества?… Если вернемся назад, то увидим, что только 300 лет тому назад такое же лихолетье переживала наша Родина. Но тогда было легче. Тогда на пороге был… враг — славянин, не проповедовавший, что “славянство — это навоз для удобрения почвы для немецкой культуры и благоденствия германского народа”».

Идеям «классовой борьбы» в армии нужно было противопоставить «слияние офицеров и солдат в одну дружную семью, в один общий союз». Офицерству следовало всячески укреплять «общее доверие», «сердечное расположение к солдату», заботиться о том, чтобы «приподнять нравственный и умственный склад солдата». Вместо политического деления «всех граждан России на платформы и платформочки» следовало «объединиться на одной великой платформе: Россия в опасности. Нам надо как членам великой армии спасать ее». Но пока, как говорил Алексеев, в стране нет «той мощной власти, которая заставила бы каждого гражданина нести честно долг перед Родиной». Эти требования «твердой руки», насущно необходимой «во имя завещанной Государем победы над врагом», стали основой будущей идеологии Белого движения, выдвигавшейся, прежде всего, российским офицерством. Их вполне разделяли и «первый почетный член» Союза офицеров, и многие общественно-политические структуры, зарождавшиеся в конце весны — начале лета 1917 г.