Василий Цветков - Генерал Алексеев

Схожее описание поведения Алексеева во время «большевицкого переворота» имеется в книге подполковника В.Е. Павлова «Марковцы в боях и походах за Россию»: «В течение целого дня он стремился связаться с “власть имущими”, но те, с которыми ему удавалось встречаться, были в полной растерянности. Такую же растерянность он нашел и в Штабе Округа; ему отказали даже дать конвой, чтобы связаться с Временным правительством в Зимнем дворце. Из последнего его убедительно просили не предпринимать никаких мер и… скрыться» {87} 87 Алексеева-Борель В.М. Дневники, записи, письма… // С. 167; Борисов В. Указ. соч. С. 20—21; Кирилин Ф. Указ. соч. С. 15; Марковцы в боях и походах за Россию. Книга первая, 1917—1918 гг. Составил подполковник Марковского Пехотного полка В.Е. Павлов. Париж, 1962. С. 25. .

Тогда, когда очень многие военные открыто игнорировали «фигляр-премьера» Керенского и считали его обреченным, Алексеев все-таки не терял надежд на использование правительственных структур в противодействии большевикам. Он допускал, что эффективная защита Зимнего дворца, равно как и победа — если будет достигнута — над советской властью в Москве, могли бы спасти остатки авторитета Временного правительства. Но для этого от самого правительства требовалось хотя бы элементарное стремление к защите, при поддержке столь «страшных» для Керенского контрреволюционных военных.

Примечательно, что еще в сентябре 1917 г., в интервью журналисту газеты «Утро России» И.И. Митропольскому (Маркову), Алексеев достаточно верно определял вероятный ход дальнейшего развития событий в России. Интервью оказалось настолько резким и нелицеприятным по отношению к политике правительства, что его запретили печатать. А когда оно все же было опубликовано, журналист получил строжайший выговор, а газету пригрозили закрыть.

Сам Михаил Васильевич никоим образом не сожалел, что его оценка «текущей политики» стала достоянием гласности (интервью с генералом перепечатали также во Франции и Англии). Генерал отмечал, что если Временное правительство не проявит давно уже ожидаемой от него твердости и пойдет на дальнейшие уступки революционерам-радикалам, произойдет непоправимое. «Положение таково, что еще месяц — и у нас не будет никакой армии. Раздутое и спровоцированное дело Лавра Георгиевича долило последнюю каплю в чашу. Я убеждал Керенского, но он ничего не хотел слышать». Генерал предрекал, что «большевики овладеют Россией и заключат с Германией сепаратный мир, который, однако, не помешает тем же германцам считать Россию завоеванной. Украина отделится от России, отделится Финляндия, Грузия с Закавказьем, где Турции будут развязаны руки, армяне будут вырезаны. Япония высадит свои войска во Владивостоке и займет Сибирь. Богатейший Уссурийский край будет навсегда потерян для России». Серьезность намерений большевиков, их растущее влияние не оставляли иллюзий относительно их стремлений к захвату власти.

В своей оценке большевиков Алексеев расходился со многими политиками и военными, недооценивавшими партию Ленина: «Лавр Георгиевич (Корнилов. — В.Ц.) говорил, что если большевики захватят власть, то они продержатся не более трех-четырех месяцев, а потом их сбросит само население, ибо режим их будет абсолютно ни для кого невыносим, но я другого мнения: большевизм продержится у нас до тех пор, пока длится война, а может быть и более, ибо большевики примут все меры к сохранению власти, овладеют всем оружием, а помощь извне может быть подана России не скоро. Нам для сохранения хоть кусочка России останется только надежда на Дон и Кубань». «Мы должны пережить тяжелые потрясения, и блаженны те, кто выдержит это жесточайшее испытание», — говорил позднее Михаил Васильевич журналисту, приехавшему к нему в Смоленск. Но «будем все-таки верить в Россию».

Что касается положения на фронте, то, по мнению Алексеева, русская армия уже не могла продолжать активные наступательные действия и могла лишь «держать фронт» в меру оставшихся сил и средств. Но надежда на верность «союзническому долгу» сохранялась. «Мы не имеем никакого права, — считал Михаил Васильевич, — ни нравственного, ни политического, ни экономического, порывать с нашими союзниками, ибо без них мы, особенно в настоящем положении, — ничто».

Сохранились примечательные свидетельства о реакции Алексеева на известное выступление военного министра Верховского в Комиссии но иностранным делам Предпарламента 23 октября 1917 г. В ответ на предложения срочно демобилизовать большую часть армии и ускорить формирование «на новых началах» революционного «добровольчества» генерал потребовал от докладчика «не заголовков проектов», а способов проведения программы оздоровления армии в жизнь: «Борьба за победу — это спасение России, и оздоровление армии должно стать нашей задачей, иначе — смерть русскому народу» — говорил Алексеев. Когда же с трибуны прозвучали слова о возможности сепаратного мира с Германией, Михаил Васильевич сказал окружавшим его членам Совета Республики: «Я стар, но если произойдет это позорное дело, я выйду на улицу, соберу последние старческие силы, кликну клич: “Люди Русские, спасайте Родину!” И я знаю, на мой призыв отзовется все русское офицерство, и во главе с ним я погибну, но не переживу великого позора».

А вот отрывок из частного дневника петроградского чиновника Министерства финансов. Запись от 22 октября (за несколько дней до начала восстания большевиков): «Генерал Алексеев хорошо характеризует положение: армия дезорганизована, тыл бездействует, промышленность умирает, железные дороги останавливаются, одна часть населения голодает, а другая зарывает хлеб в землю или перегоняет его на водку. Корень зла не в анархии, а в безвластии…» {88} 88 ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 218. Л. 4-5; Лембич М. Указ. соч. С. 19—21; Борин К. Первые вожди Добровольческой армии и их взгляды на задачи ее. Ростов-на-Дону, 1919. С. в; Русская революция глазами петроградского чиновника// Грани, № 146, 1987. С. 260; Марков Б. Прозорливость генерала М.В. Алексеева//Донская волна. Ростов-на-Дону, № 19, 21 октября 1919 г. С. 11-12.

Предсказанный Алексеевым новый этан революции начался 25 октября 1917 г. Большевики пришли к власти, и любое сотрудничество с ними как с партией, открыто призывавшей к заключению мира с Германией, было для Алексеева неприемлемым. Кроме того, оставаться генералу в Петрограде, учитывая отношение к нему со стороны новой революционной власти, было небезопасно. В сопровождении Шапрона дю Ларрэ и четы С.С. и Н.П. Щетининых генерал уехал из Петрограда на Дон.