Василий Цветков - Генерал Алексеев

Шкуро и Мамантов — для залихватской солдатской песни.

Алексеев — для вдумчивого историка — бухгалтера времен, течений, настроений.

Перед богиней Клио предстанет маленький, седенький генерал с портфелем и расскажет, как он из Петрограда, после речей в Предпарламенте, который мягко зовут “бредпарламентом”, ушел на Дон и здесь в “Европейской” гостинице, под сводами старого дворянского дома помещиков Двухженовых, стал возрождать Русскую армию.

Что было у генерала Алексеева на Дону в ноябре?

Чистый блокнот, в который он заносил по одному добровольцев, и четыреста рублей, данных на армию каким-то “Мининым” наших дней, тряхнувшим мошной аж “на все четыреста”.

В мешковатом штатском костюме, с галстуком, похожим на полотенце, неумело затянутым на тонкой шее, бывший Верховный Главнокомандующий миллионными армиями, бывший генерал, перед которым почтительно вставал даже полковник Преображенского полка Романов (Николай II. — В.Ц.), жил в Новочеркасске под псевдонимом…

Без него не обходилось ни одно заседание Донского правительства. Атаман Каледин подчеркивал, что у него нет секретов от Михаила Васильевича. После его речи даже представитель крайних левых течений в донском правительстве почтительно назвал старого генерала Его Превосходительством.

Армия вышла из блокнота генерала Алексеева, армия выросла до тысячи штыков, армия — чудо, но у генерала нет бардов и есть только один Баян — полковник Лисовой, кропотливо подбирающий каждую черточку в жизни старого дедушки новой Русской армии.

А пока для освобожденной России генерал Алексеев — только “икона” в окне Освага (Осведомительное агентство, Отдел пропагандах. — В.Ц.) без лампады неугасимой. А пока… На одном из вокзалов генерал Деникин в изумлении не нашел ни одного портрета генерала Алексеева в витрине Освага и строго сказал:

— Не слишком ли рано стали забывать генерала Алексеева? Приказываю повесить его портрет.

Следовательно, даже в окне Освага Алексеев — «икона», перед которой лампады зажигаются только приказом но армии…

Добровольческая армия родилась на Дону в ноябре 1917-го года, в декабре стала Корниловской, ибо 6 декабря прибыл в Новочеркасск Корнилов. 31 марта 1918 года стала Деникинской, но никогда и никто не звал ее по имени Верховного Руководителя — Алексеевской.

Говорят, что когда-то Алексеев, улыбаясь из-под густых нависших унтер-офицерских бровей умными глазами, сказал:

— Лавр Георгиевич забрал у меня все лавры и все Георгии.

Я помню те дни на Дону, когда армию, чтобы не дразнить демократических «гусей», звали скромно — Алексеевской организацией.

Так она и осталась Алексеевской организацией, обросши лаврами Корнилова, Деникина, Маркова и прочих славных.

Алексеев не водил армию, ее вел Корнилов, в авангарде шел Марков, в арьергарде — Богаевский, а Михаил Васильевич — слабый и немощный ехал в коляске. Но руководителем был все же он.

Кабинет министров весь помещался у него в голове.

Финансы, политика, дипломатия.

Ведь когда умер Алексеев, первая телеграмма, которая пришла из Екатеринодара, была с сообщением:

— Алексеева заменят генералы Драгомиров, Лукомский и по внешней политике — Нератов.

Трое вместо одного. Очевидно, хорошая голова была у этого генерала, скромно державшегося в тени, в тужурке защитного цвета. Не блистал, не блестел так и в истории — в тужурке защитного цвета.

Император, Гучков, Керенский, Корнилов, Каледин, Деникин — это все исторические вехи на пути биографии генерала Алексеева.

Для всех нужный и для многих — чужой.

При Императоре — его начальник штаба. Настолько ценный, что Император даже у фотографического аппарата, позируя для иллюстрированных журналов, уступает место над картой фронта Алексееву Алексеев объясняет, Император внимает.

И все-таки генерал не в моде: в переписке с Гучковым и Милюковым.

При Керенском тоже не в моде, и все-таки — не было военного конфликта, при котором не звали бы Алексеева.

И при Корнилове — Верховный Руководитель…

Русская дипломатия больше столетия была монопольной привилегией двух-трех полурусских фамилий. Русским дипломатом мог быть родовитый недоросль, если только у него был пробрит посреди головы. Оттого теперь так гладко и побриты наши границы. Там сбрили участок, здесь губернию.

И когда Россия перестала быть, дипломатом надо было делаться генералу Алексееву. Чтобы окончательно не побрили.

И дипломатом — в самые трудные моменты.

России нет, немцы на Урале, немцы на Дону. Добровольческая армия едва ли не в кольце, вся Россия — на перегоне от Кущевки до Екатеринодара.

В Ростове сидят искусители фон Лрмы, фон Кнеруэры и предлагают Алексееву снаряды, патроны. Только измени союзникам.

В Новочеркасске донской атаман Краснов патетически восклицает на Круге:

— Где они — эти союзники?

В донском штабе того времени самонадеянный генерал Денисов посмеивается над Добровольческой армией:

— Странствующие музыканты,

Посол гетмана Скоропадского смеется еще злее:

— Блуждающая почка.

Генерал Алексеев числится за контрразведкой.

И все-таки он обходит все скалы и рифы, и армия хранит политическую добродетель.

Дипломатический паркет особенно скользок, однако Алексеев, ходивший за славой пешком в солдатских сапогах, уводит армию от немецких соблазнителей, дьяволов, у которых соблазняющее яблоко зовется ориентацией.

Он умер, не дожил. Он сам говорил:

— Добровольческая армия — мое последнее дело на земле. Но и это дело заставило бы бухгалтера времен — историка

открыть ему текущий счет внимания и почтения».

В этой статье Севский, несколько утрируя демократичное происхождение и поведение Алексеева, в главном, безусловно, справедлив. Для Алексеева создание Добровольческой армии, как преемницы Русской армии, начало Белого движения являлось абсолютно естественным поступком. Он ни секунды не колебался в выборе «политических приоритетов», не задавался вопросом — «к кому идти», «за кем правда», оставаться ли «нейтральным». А формирование новой Русской армии в ноябре 1917 г. многим представлялось совершенно безнадежным делом. Когда в свое время императрица Александра Федоровна упрекала в переписке с супругом Алексеева за недостаток «души» во многих его поступках, то в создании Добровольческой армии, конечно, было именно проявление «души». Это был выбор от сердца, а не от ума. Хотя и без рассудка, без жесткой логики, без «бухгалтерского расчета» (в хорошем смысле слова) создавать новую армию — дело далеко не самое перспективное. Это — очевидно {106} 106 ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 255. Л. 92-93; Струве П.Б. Patriotica. Россия, Родина, Чужбина. СПб., 2000. С. 165—166; Севский В. Генерал Алексеев // Донская волна. Ростов-на-Дону, № 32 (60), 10 ноября 1919 г. С. 1-2. .