Василий Цветков - Генерал Алексеев

19 апреля, вернувшись после окончания «Ледяного похода» в Задонье, Алексеев из станицы Мечетинской отправил письмо в Новочеркасск, к семье. В нем он изложил свои душевные переживания, отразил свои надежды и снова подчеркнул необходимость веры в Волю Божию: «Как тяжелый камень, свалившись с души моей, облегчил ее, утолил безысходную печаль, обратил мысль со словами благодарности к Богу… Все мы живы и здоровы, живы и здоровы находящиеся при мне. А по теперешнему времени — это и чудо, и милость Господня. Я не искал смерти, но не считал достойным прятаться от нее… Побуждения нравственные толкали меня вперед и заставляли спокойно относиться к вопросу о переходе в другой мир. Устал я думой бесконечно, полное неведение о Тебе, детях, нескончаемая поэтому тревога, никогда меня не покидавшая. Устал и телом, ослабел, так как плохая вода… полная неаккуратность в моих болезненных делах расшатали меня. Но приходится пока дух поставить выше тела. Теперь и в армии, вернее — в отряде, живется легче, с Деникиным полное согласие и совместное решение вопросов на пользу общую».

Во время «Ледяного похода» и после его окончания в истории южнорусского Белого движения утвердился «военно-полевой» период, характерной чертой которого стало отсутствие сколько-нибудь определенной территории и каких-либо сформировавшихся структур военно-политического управления. Армия «бродила по степям», тыла фактически не было, и вся внутренняя и внешняя политика легко определялась из ее полевого штаба. Именно в это время окончательно оформилась тенденция создания политической власти на основе военного командования.

Казалось бы, ничто не мешало установлению неограниченной военной диктатуры. Теперь уже «военная» система управления не ставилась в равноправное положение с «гражданским» управлением, как это практиковалось во время Первой мировой войны, и при этом она не зависела от воли и пожеланий политиков, как это происходило в печально знаменитые дни послефевральской, 1917 г., России и даже в первые месяцы формирования Добровольческой армии на Дону. Теперь армия сама становилась источником власти, источником создания новой системы управления.

Теперь Алексеев уже мог во всей полноте понять и почувствовать, что принятие тех или иных военно-политических решений зависит только от него. И эти перемены не смутили старого вождя добровольцев, напротив: «Воспрянуть живая духом Русь может и должна. Только сама она должна создать необходимую реальную силу — Национальную Армию, которая и восстановит наше Государство Российское». В этих словах Михаила Васильевича четко отразилась мысль о возрождении Российской Государственности через возрождение армии, продолжение ее лучших традиций. И эта власть будет твердой и уверенной в себе, не будет уклоняться «вправо» или «влево», менять свои предпочтения в угоду разнообразным компромиссам, ради изменчивой политической конъюнктуры. Довольно точно эту идею выразил Львов: «Генерал Алексеев понимал, что главная задача России, единственная ее задача заключается в воссоздании армии, что без армии Россия всегда будет игрушкой в чужих руках, что ни политическая партия, ни Учредительное собрание, ни монархия, а только армия, и она одна, может спасти Россию. Что армия должна быть национальна и что она сама по себе есть цель».

При осуществлении задач строительства армии и власти в «военно-полевых» условиях было решено опереться на хорошо знакомые для командования Добрармии нормы «Положения о полевом управлении войск в. военное время». Разделение полномочий между Алексеевым и Деникиным отражало, отчасти, принципы, заложенные еще в период «триумвирата». По воспоминаниям Деникина: «Первый ведал финансами и политической частью, а второй был неограниченный командующий Армией». Но и здесь «разделение функций не очень строго соблюдалось, и часто случалось, что один из руководителей внедрялся в сферу другого, но при взаимном уважении и доверии эти шероховатости быстро сглаживались».

Эту же особенность отмечал Ряснянский, добавляя, однако, что обоюдное доверие Алексеева и Деникина не исключало новых трений, главным источником которых многие военные, подобно генералу Корнилову, считали Военно-политический отдел: «Были люди, желавшие раздувать всякий инцидент в ссору с тем, чтобы устранить одно из указанных лиц или свести его в подчиненное к другому положение. В этом отношении много грешил “кабинет”, находящийся при генерале Алексееве, особенно в то время, когда начальником этого кабинета был Ген. Штаба полковник Лисовой. Позже грешил этим и Деникин, у которого был образован также свой Политический отдел при штабе армии».

Надо учитывать, что обстановка беспрерывных боев, постоянных переходов по кубанским и ставропольским степям не позволяла обратиться к стабильной законотворческой работе. По оценке одного из участников южнорусского Белого движения Я. Александрова, «в этот период управление самой Армии только еще зарождалось. Все административные распоряжения по всем вопросам обычно передавались записками или телеграммами дежурного генерала. Не было ни отделов, ни министерств, ни прочей сложной машины». Примечательно, что только после штурма Екатеринодара, при обозе Кубанской рады, по поручению Алексеева, Б.А. Суворин приступил к изданию первой маленькой газеты — «Полевого листка Добровольческой армии» (вышло два номера) {113} 113 ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 607. Л. 31-32; Львов Н.Н. Екатеринодар, 27 сентября // Генерал М.В. Алексеев. Екатеринодар, 1918. С. 10; Александров В. Белые дни. Часть 1-я. Вюнсдорф, 1922. С. 45; Лисовой Я.М. Заседание Политического Совета Добровольческой Армии 15 января 1918 г. // Белый архив. Т. 1. Париж, 1926. С. 99; Суворин Б.А. Газета на тачанке// Первопоходник. № 30, апрель 1976. С. 57—59. .

Однако и во время «военно-походного периода «гражданская» власть не упразднялась. Управленческая модель предусматривалась «Положением о полевом управлении войск в военное время», разработанным под руководством Великого князя Николая Николаевича накануне войны (утверждено 16 июля 1914 г.). На эти нормы ориентировались многие военные лидеры Белого движения, включая и Верховного правителя адмирала Л.В. Колчака. «Положение» определяло статус «театра военных действий», при котором «все гражданское управление подчинялось главным начальникам соответствующих военных округов или военным генерал-губернаторам».

Распоряжения военных исполнялись «всеми правительственными местами, общественными управлениями, должностными лицами всех ведомств и всем населением». «Никакое правительственное место, учреждение или лицо» не имели права «давать Главнокомандующему предписаний или требовать от него отчетов». Главком мог «устранять от должностей всех должностных лиц всех ведомств на государственной, земской или городской службе в подчиненном ему районе, без различия чина и звания», а также «утверждать предельные цены, продовольственные и иные тарифы, общие для армий и тыла подчиненного ему района», «устанавливать в занятых неприятельских областях подати и налоги, а равно налагать контрибуции и подвергать имущество жителей конфискации».