Александр Боханов - Николай II

Великий князь Сергей Александрович записал в дневнике 19 мая: «Вчерашнюю катастрофу раздувают сильно возможно и враги и друзья. Ники спокоен и удивительно рассудителен». Московский генерал-губернатор отметил критическое настроение, охватившее различные круги вслед за известием о трагедии. Радикалы и нелегалы всех мастей ликовали: они получили такой сильный козырь! В листках и брошюрах потом на годы Ходынка станет излюбленной темой для политических спекуляций. Вывод радикалы всегда делали один: «виноваты общие условия русской жизни», а для изменения их надо свергнуть тирана, «Царя Ходынского» и тогда только народ сможет свободно вздохнуть.

Тате далеко большинство других общественных групп в своей критике не заходило (пока не заходило!). Но отравленные стрелы были уже пущены во многих должностных лиц. Как могло случиться, что не были приняты соответствующие меры? Где полиция, городские власти? Почему так бездарно обустроили Ходынское поле? В России давно уж повелось: чтобы объяснить причины неудач, надо найти конкретных виновников. И их находили. Кто во всем винил Московского генерал-губернатора Сергея Александровича, кто — министра двора Воронцова-Дашкова, кто — министра внутренних дел И. Л. Горемыкина, кто чинов полиции, кто всех сразу. Следственная комиссия под руководством министра юстиции Н. В. Муравьева провела расследование и через два месяца подготовила заключение, где назвала фамилии ответственных: московского полицмейстера, его помощников и начальника «Особого установления по устройству народных зрелищ».

Но это уже мало кого волновало. «Просвещенная публика» знала все заранее. Чем выше должностное лицо, тем больше ему вменялось в вину. Некоторые во весь голос говорили в московских салонах, что великого князя Сергея и министра двора надо судить и отправить в Сибирь. Нечто подобное можно было услышать в те майские дни и в ближайшем царском окружении. Особенно неистовствовали двоюродные дяди Николая II, великие князья Николай и Александр Михайловичи.

Их умершая в 1891 году мать, великая княгиня Ольга Федоровна (урожденная принцесса Цецилия Баденская), вполне заслуженно многие годы слыла «первой сплетницей империи». Кто не искал ее расположения, не заискивал перед ней — становился личным врагом. Из ее гостиной вылетали жестокие клеветы, дискредитировавшие среди прочих и членов императорской фамилии. Именно она, например, озвучила гнусность, что великий князь Сергей Александрович, который «тетю Олю» и ее отпрысков терпеть не мог, — «содомит». («Труды» Цили Баденской не пропали даром: бредни о «любовных похождениях» князя Сергея до сих пор встречаются в некоторых работах.)

После кончины «ненаглядной матушки» ее сыновья подхватили эстафету. Несчастье в Москве позволило им показать себя, что называется, во всей красе. Уже с утра 18 мая друзья-князья развили бурную активность, каждому говорили о своем возмущении, обвиняли всех, но особенно нелюбимого ими московского генерал-губернатора. С царем несколько раз заводили о том разговор. Но Николай II был куда более рассудительным, чем его родственники. Ну при чем тут дядя Сергей? Он что, должен был сидеть в этих самых буфетах или командовать полицейскими? Там имелось достаточно других, непосредственно ответственных, которые многое не продумали и еще больше не учли. Несчастье везде может случиться; нельзя же отдавать под суд безоглядно.

Николаю II некоторые не советовали ехать на бал к французам, так как это «превратно истолкуют». Но ведь такое происходит потому, что толкователи недобросовестны. Они видят плохое везде, и тут ничего не изменишь. Французское посольство готовилось к этому приему несколько месяцев. Он имел важную политическую подоплеку: демонстрацию союза между Россией и Францией. Николай II знал, что в день его коронации Париж был украшен русскими флагами, там прошли дружеские демонстрации. Занятия во французских школах и лицеях в тот день отменили, солдаты получили увольнения, а чиновники раньше времени отпущены по домам. Президент Феликс Фор и члены правительства присутствовали на торжественном богослужении в русском соборе Святого Александра Невского на рю Дарю.

Такого открытого выражения дружеских симпатий к России не наблюдалось ни в одной другой стране. И вот теперь что же, император должен отказаться от посещения приема и этим нанести обиду французским союзникам. Николай II был уверен: за границей этого не поймут, начнутся кривотолки. По соображениям международного престижа на это не мог пойти. Он с Александрой Федоровной поехал к Монтебелло, но оставался там недолго. Большой же бал у австрийского посла, который Берлин и Вена готовили в противовес французскому, был отменен…

Но пока продолжались торжества в Москве, слухи и обвинения не смолкали. Великий князь Александр Михайлович, пользуясь своей ролью зятя, решил воздействовать на тещу — императрицу Марию Федоровну, чтобы та повлияла на сына и Сергея Александровича убрали. Однако со стороны императрицы-матери встретил такой отпор, которого раньше никогда не видывал. Марию Федоровну возмущали эти салонные краснобаи. Хотя она уже не питала расположения к великому князю Сергею (история со сватовством Ники не прошла бесследно), но была далека от мысли все сваливать на него и уж тем более не считала, что можно использовать этот печальный случай для безответственной критики.

Она столкнулась с новым для себя явлением, с невиданно резкими чувствами и необычно критическими настроениями. Откуда в людях обнаружилось столько ненависти, нетерпимости? Как многие досаждают бедному Ники, требуя от него безответственных решений. И в других странах случалось такое. Вот в Англии, в 1887 году, когда отмечали «золотой юбилей» — пятидесятилетие вступления на престол королевы Виктории, тоже случилась давка и сотни людей погибли. Но там никто не обвинял власть и не требовал сменить всех высших должностных лиц. В первую очередь ведь сами люди виноваты: ну почему надо было устраивать это столпотворение? Но об этом никто не говорит. Возмутительно поведение «Михайловичей» — Сандро и Николая. Они смеют учить Ники, самодержца и главу фамилии, как ему себя вести и что делать!.. Ее попытки урезонить их успеха не имели.

Расстроенная, с непроходившей головной болью, 26 мая вдовствующая императрица покинула Москву. Лишь вернувшись в Гатчину, смогла перевести дух. Оттуда написала письмо сыну Георгию, полное горьких и печальных чувств. «Наконец-то я счастлива, оттого, что все это уже позади. Я благодарна Богу за то, что Он помог мне справиться с моими собственными чувствами, и за то, что Он помог мне выполнить этот страшный, но священный долг, присутствовать на короновании моего дорогого Ники и помолиться за него и рядом с ним в этот самый большой и важный момент, самый серьезный в его жизни. У него был такой трогательный и проникновенный вид, что я этого никогда не забуду». Мать была счастлива за сына-императора, но не могла обойти молчанием и печальную сторону события.