Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме.

Двигаясь замыкающим, я оказался последним, кто влез в вертолёт и получил место около двери, которая оставалась открытой. Хоть я никогда и не летал на этих летающих яйцевзбивалках, я не переживал. Раз все остальные это делают, это должно быть безопасно.

Мы летели на высоте примерно в пять тысяч футов [40] Примерно 1500 м. ― Polochanin72. . По всеобщему мнению, на расстоянии мили от земли мы могли не опасаться одиночных выстрелов с земли. К тому же, когда мы летим так высоко, они не станут тратить на нас патроны, надеясь на единственный из миллиона шанс нас сбить. В ближайшие несколько минут мы могли расслабиться. Как только я это понял, лететь стало вполне комфортно. Гул винта пульсировал, словно билось материнское сердце, отчего почти все, кроме меня, ненадолго вздремнули. Я не спал, потому что виды внизу были для меня новыми и интересными. На джунгли открывается гораздо лучший вид с низко летающего вертолёта, нежели с летающего высоко «Карибу», на которых я путешествовал ранее. Джунгли, над которыми мы пролетали, похоже, уже порядочно обработала артиллерия и авиация. Повсюду виднелись воронки. Отдельные хорошо обработанные участки выглядели, как необитаемая лунная поверхность. Некоторые дыры имели шестьдесят футов [41] Примерно 18 м. ― Polochanin72. в ширину и тридцати [42] Примерно 9 м. ― Polochanin72. в глубину. Деревья без листвы были повалены, указывая вершинами от центра взрыва. Тысячи сорванных ветвей лежали беспорядочными кучами вокруг воронок. С воздуха они выглядели, словно гигантские бирюльки. Как можно выжить в подобном месте?

Постепенное снижение вернуло всех от снов к действительности. Каждый отсоединил от винтовки магазин, убедился, что он полон патронов, и вернул его на место. Это повторялось вновь и вновь, нервно, много раз. Я тоже так делал. Заключительная часть снижения над зоной высадки была столь же плавной, как падение в шахту лифта. Некоторые из нас к этому времени уже стояли снаружи вертолёта на полозьях, глядя вниз на пропитанное водой рисовое поле, окружённое джунглями.

С высоты трёх футов [43] Примерно 1 м. ― Polochanin72. , или около того, я спрыгнул и погрузился по бёдра. Более тяжёлые парни ушли глубже. Майк Соя, огромный огнемётчик из Чикаго, вообще исчез. Соя был достаточно приятным парнем, но слишком крупным и суровым. Я был уверен, что у него в машине на зеркале заднего вида висят плюшевые кубики, а драки по барам он считает легальной формой проведения досуга. Когда он погрузился, его каска закачалась на поверхности. Через полсекунды он вынырнул, разразившись целым шквалом злобной ругани, я не очень понял, на кого. Я был так озадачен, что даже не могу сказать, говорил ли он по-английски, или по-польски, с натужными гортанными звуками.

Мы выбрались из воды на дамбу, где нашли ровную насыпь, уходящую в джунгли. Стоило нам сделать пару шагов, как впереди разорвалась пятисотфунтовая [44] Примерно 227 кг. ― Polochanin72. бомба. Я думаю, до неё было всего метров семьдесят пять, и нас бы убило взрывом и осколками, не будь густых зарослей между нами и бомбой. На мой взгляд, это придавало совершенно новое значение выражению «близкая воздушная поддержка». От сотрясения я потерял равновесие. Только схватившись за ближайшее дерево, я не упал от трёх новых взрывов, последовавших подряд один за другим. Воздух перед нами стал ощутимо горячим. Смертоносные осколки, которые мы слышали, но не видели, свистели в воздухе. Мы залегли в поисках укрытия. Каждый из нас сумел найти основание достаточно толстого дерева, кучу земли или что-то ещё, что оказалось бы между ним и взрывом. Мы следовали политическому совету президента Джонсона, что иногда, когда события выходят из-под контроля, лучшей стратегией будет «скорчиться, как осел в сильную бурю и подождать, пока всё не успокоится».

Шальные осколки залетали в кусты и кроны деревьев, отчего те шумели и сотрясались, сбрасывая тучи покрывавшей их пыли. Иногда казалось, что кусты и деревья как будто взрываются. Вот круто, подумал я тогда. Бомбардировка продолжалась почти час. Она могла затихнуть на несколько минут, а затем мы над самыми деревьями видели пламя пролетающих перед нами справа налево «Фантомов», потом следовали новые взрывы и визг осколков. К счастью, чаще всего перед налётом мы слышали громкий скрежещущий звук реактивных двигателей за пять-десять секунд до сброса бомб. Шум предупреждал нас и давал время, если достаточно быстро двигаться, найти укрытие. Но всё равно трудно поверить, что никого из нас не задело.

Из-за того, что мы находились так близко от бомб, они казались больше и опаснее, чем были на самом деле. Один заход был сделан так низко, что я мог прочесть мелкие цифры на фюзеляже и увидеть лицо пилота. Самолёт сбрасывал бомбы размером с «Фольксваген». Повсюду трещали рации. Повсюду горели дымовые шашки различных цветов, указывая бомб-жокеям, куда им сбрасывать или не сбрасывать свой груз. Мне страшно хотелось зажечь одну такую, и я усердно искал глазами кого-нибудь из командиров отделений или взводных сержантов, кто выглядел бы так, как будто собирался приказать кому-нибудь зажечь дымовую шашку. Не сработало. Моя помощь в этом вопросе не требовалась.

В тот день рота «С» использовала для указания своего местонахождения все цвета, кроме красного. В тактико-оперативном районе 1-ой дивизии наш командующий, генерал Депью, постановил, что этот цвет будет применяться только для обозначения противника. Передовые разведчики на одномоторных «Сесснах» и наблюдатели на вертолётах сбрасывали красные дымовые гранаты и ракеты на вражеские позиции. С воздуха красный дым означал «сбрасывай свои бомбы сюда». С земли он означал «беги спасай свою сраную жизнь, сейчас сюда упадёт бомба». В теории наземные войска могли использовать этот цвет, только, если их позиция прорвана, и они вызывают авиаудар или артиллерийский огонь на себя, что называлось «последний оборонительный рубеж». Я думаю, мы не оперировали такими терминами, потому что ни одна душа в роте «С» не носила с собой красных дымовых гранат.

Генерал Депью, говорят, был интересным человеком, и очень жаль, что мне не довелось с ним встретиться лично. «Напалм» было одним из его любимых слов. Не раз мне рассказывали, как он произносил его в ответ на вопросы своих подчинённых, как им решить какую-нибудь насущную тактическую проблему, возникшую в ходе битвы или боестолкновения. Он считался солдатом из солдат и среди нас, находившихся на нижних ярусах тотемного столба, заслужил известность своей фразой «Джи-ай, на которого напали, становится командиром дивизии, потому что все ресурсы дивизии — в его распоряжении». Так что теперь мы были «один за всех и все одного».