Ирина Воскресенская - Фавориты у российского престола

Через много лет, когда Понятовский уже давно пребывал в Польше в самой гуще политической борьбы за власть, а Екатерина Алексеевна стала императрицей, она, в согласии с прусским королём Фридихом II, не пожалела огромной суммы денег для подкупа депутатов Польского сейма, послала в Польшу войска, в том числе и отборный отряд с князем Кондратием (Константином) Дашковым во главе, и тем добилась избрания её бывшего любовника на польский королёвский трон, что значительно укрепило, по её мнению, как российско-прусские, так и российско-польские отношения.

7 сентября 1764 года Сейм избрал на польский престол Станислава-Августа Понятовского. Екатерина написала госпоже Жофрен (Gtoffrin), с которой был очень дружен Понятовский и которого Жофрен называла своим сыном: «Поздравляю вас с возвышением вашего сына; если он сделался королем, то не знаю, как это случилось, но так угодно было Провидению…»

А своему послу в Польше Н. И. Панину она написала: «Поздравляю вас с королем, которого мы делали».

Таким образом, роман с Понятовским оказался не просто любовной историей великой княгини, но получил окраску серьёзной международной политики императрицы Екатерины II, политики, приведшей к разделу Польши.

Позднее Екатерина в написанных ею «Примечаниях» к сочинению Дж.-К. Денины о прусском короле Фридрихе Великом так объясняла выбор Понятовского королём Польши: «Россия выбрала его в кандидаты на польский престол, потому что изо всех искателей он имел наименее прав, а следовательно, наиболее должен был чувствовать благодарность к России».

На самом деле возведение Понятовского на польский трон проходило в рамках секретных статей договора России с Пруссией от 31 марта 1764 года, в которых Екатерина II и король прусский Фридрих II поставили своей задачей не допустить усиления Швеции и Польши, посадить на польский престол своего ставленника (а это была кандидатура русской императрицы, желавшей видеть королём своего прежнего любовника графа Понятовского) и покровительствовать польским диссидентам, составлявшим некатолическое, неуниатское меньшинство, то есть православным, протестантам и грекам-неуниатам, добиваясь их законодательного уравнения в правах с католиками. Диссидентом (от лат. dissidens — несогласный, противоречащий) в те времена называли человека, не придерживающегося господствующего в стране вероисповедания.

Итак, 26 августа (7 сентября) 1764 года Понятовский был избран польским королём. Екатерина II торжествовала эту удачу и сразу же приступила к выполнению последнего пункта отдельной части договора об уравнении прав польских диссидентов с католиками. Несмотря на тяжелое положение дел в Польше, она через русского посла в Варшаве Н. И. Репнина повелела королю Станиславу-Августу Понятовскому поставить этот вопрос на сейме. Король Польши понимал, что положительного результата в данный момент добиться просто невозможно, потому что миссионеры-католики еще в 1762 году по указанию Папы Римского начали вести борьбу против православных, не желавших принять католичество: их сажали в тюрьму, грабили, православным епископам не давали никаких привилегий, а православные церкви отнимали и отдавали униатам. Получив такое указание от русского посла, Понятовский в отчаянии писал своему послу в Петербурге Ржевускому: «Приказания, данные Репнину ввести диссидентов в законодательную деятельность республики, суть громовые удары и для страны, и для меня лично. Если есть какая-нибудь человеческая возможность, внушите императрице, что корона, которую она мне доставила, сделается для меня одеждою Несса: я сгорю в ней, и конец мой будет ужасен. Ясно предвижу предстоящий мне страшный выбор, если императрица будет настаивать на своих приказаниях: или я должен буду отказаться от её дружбы, столь дорогой моему сердцу и столь необходимой для моего царствования и для моего государства, или я должен буду явиться изменником моему отечеству».

Екатерине, во-первых, выполнявшей условия договора, а во-вторых, по религиозным соображениям не считавшей возможным допускать угнетение православных христиан, конечно, не понравилась точка зрения Понятовского. Она думала, что речь идёт о реакции диссидентов, а на самом деле была страшна реакция католического большинства польского населения, не желающего равняться в правах с православными и греками-неуниатами. И императрица высказалась весьма определённо: «Если король так смотрит на это дело, то мне остается чувствительное сожаление о том, что я могла обмануться в дружбе короля, в образе его мысли и чувств».

Н. И. Репнин, который боялся народных волнений в Польше в связи с диссидентским вопросом, но полагал, что в такой ситуации ему остаётся только «исполнить волю всемилостивейшей государыни касательно до гражданских диссидентских преимуществ», а потому все свои силы употребил на достижение цели и где подкупом, где интригами, где угрозами, а то и арестом наиболее активных противников, а главное — введением русских войск в предместья Варшавы, добился желаемого: 13 февраля 1768 года Польский сейм утвердил закон о свободе вероисповедания польских граждан и об уравнении политических прав диссидентов с католиками. Екатерина II была довольна, не подозревая, что это событие станет началом большой религиозной войны, разорительной как для Польши, так и для России. Не успели члены сейма разъехаться, как на всей территории Польши стали возникать антидиссидентские конфедерации, и первыми против решения сейма подняли восстание подкоморий ружанский Красинский и адвокат Пулавский, которые захватили город Бар и призвали к восстанию другие конфедерации. В защиту православных в 1768 году был поднят гайдамацкий бунт, а к гайдамакам (беглым крестьянам, ушедшим из России в степи) примкнули запорожские казаки во главе с атаманом Железняком и крепостные крестьяне с сотником Гонтой.

Восстание не приобрело народного характера, но принесло смуту, углубило религиозную рознь. Появились шайки грабителей, потому что на призыв «за веру и свободу» в основном стекались те, кто не хотел работать, а хотел наживаться на грабеже, то есть голь перекатная. Такая же голь — гайдамаки и запорожские казаки — выступили против конфедератов, как бы защищая веру православную, а для этого грабя и убивая и католиков, и мусульман, и всех, кто попадётся под горячую руку.

Король Станислав-Август тяготился своими обязательствами перед Россией, но продолжал заискивать перед Екатериной II, потому что весьма нуждался в деньгах: конфедерации забирали всё, что предназначалось ему. В конце октября 1767 года Репнин писал: «„Дерзость и наглость возмутителей во всех частях умножается, а в Великой Польше ежедневно грабежи делаются, и час от часу разные вновь партии сих грабителей показываются. Доходов государственных ни одного злотого“. Королю месяца через два опять есть нечего будет, ибо доходы везде разграблены и к нему не доходят». Тем не менее Понятовский продолжал гнуть свою линию на преобразования, на изменение конституции, затем, побуждаемый канцлером Хребтовичем, примкнул к Тарговицкой конфедерации. Поддерживая движение против диссидентов, а следовательно, против России, польский король в то же время постоянно просил денег то у Панина, то у Репнина, то у самой императрицы. И получал желаемое, всё более и более попадая в зависимость от российской императрицы. Он пробовал найти поддержку со стороны Франции, просил совета у госпожи Жоффрен как хозяйки великосветского салона в Париже, пытался найти контакты с Австрией. Но тщетно. Его судорожные попытки вырваться из круга зависимости от русской императрицы не увенчались успехом.