Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа

В конце сентября Эркуле д'Эсте стал проявлять заботу о своей невестке с таким богатым приданым и отправил лично римскому папе список лиц, достойных занять место в свадебном кортеже, подчеркивая, однако, что выезд зависит от завершения переговоров.

Сегодня, 6 числа, — писал Джерарди, — мы были у папы с письмами Вашей Милости, а также со списком приглашенных на бракосочетание. Его Святейшество счел, что все они — люди достойные и блестящие. Ваша Светлость, как известно мне из надежных источников, сумел превзойти все его ожидания. Когда мы побеседовали немного с Его Святейшеством, он велел позвать герцога Романьи и кардинала Орсини и попросил, чтобы список был зачитан еще раз; его одобрили снова, в особенности герцог, который заявил, что знает некоторых лиц, чьи имена включены туда.

Мы приложили все усилия к тому, чтобы получить список лиц, которые должны сопровождать герцогиню, однако он еще не готов. Его Святейшество говорит, что дам в нем немного, поскольку римлянки по натуре необщительны и не очень ловки в верховой езде. В настоящий момент при герцогине состоят пять или шесть молодых дворянок, четыре совсем юные девочки и три пожилые дамы, и они пока останутся при Ее Милости. Возможно, некоторые приедут вместе с ней. Мы сумели быстро отговорить ее, сказав, что в Ферраре она сможет выбрать себе любых придворных дам из великого множества. Герцогиня Урбино сообщила, что она прибудет с пятьюдесятью лошадьми. Свиты, предоставляемой Вашей Милостью, будет вполне достаточно, тем более что по обычаю большой кортеж отправляет жених, тогда как невеста прибывает лишь в сопровождении нескольких человек. Тем не менее я полагаю, что с ней будет не менее двухсот человек верхом. Когда в ходе нашей беседы папа узнал о том, что мы не могли добиться аудиенции у герцога Романьи, он выразил большое недовольство и сказал нам, что посланники Римини пробыли здесь два месяца и так и не смогли с ним поговорить, что он превратил ночь в день, а день — в ночь. Он весьма сожалеет, что сын ведет подобный образ жизни, и сомневается, что так он сможет удержать то, что приобрел. И напротив, он весьма похвально отозвался о сиятельной герцогине, сказав, что она осмотрительна, охотно дает аудиенции и умеет быть любезной, когда это необходимо. Он превозносит ее и уверяет, что она правила герцогством в Сполето ко всеобщему удовлетворению 5.

В этой депеше отмечается странное поведение Чезаре, превратившего ночь в день, а день — в ночь. Прототип государя Макиавелли всегда любил сбивать с толку своих приближенных, однако в данном случае его поведение, вероятно, было не просто провокацией, а скорее всего следствием серьезных проблем. Для Чезаре пробил час подведения итогов и открытия истины. В то время как Лукреция благодаря замужеству приобретала официальный статус, он оставался обычным авантюристом, коему будут угождать только покуда жив его отец. Подчеркнутая холодность сестры после убийства Алонсо Бишелье не предвещала ничего хорошего, и, по иронии судьбы, будущего супруга для нее выбрал не кто иной, как он сам. От него не просто ускользала Лукреция, герцоги д'Эсте могли не поддержать его политику и отказать ему в помощи в случае агрессии со стороны Венеции.

В середине октября Лукреция одержала двойную победу. Речь шла, как мы помним, об уменьшении ежегодного ценза для Феррары с четырех тысяч дукатов до 100, чему активно сопротивлялись некоторые члены Священной коллегии. Однако герцог основал множество монастырей и церквей и, главное, построил в городе оборонительные сооружения, ставшие настоящим заслоном для Папского государства. Наконец, некоторые кардиналы, а именно кардинал Козенцы и кардинал Неаполитанский напомнили о том, что Лукреция в роли правительницы сумела проявить незаурядные деловые качества. Итак, документ Ватиканом был оформлен, действие его распространялось на период правления Эркуле и его потомков до третьего поколения. Еще один успех Лукреции заключался в том, что под ее влиянием отец подтвердил права семьи д'Эсте на владение Романте, переходящее к их будущим детям.

Оставались 100 тысяч дукатов приданого, которые должны были быть переданы «до осуществления брака» и которые осторожный Александр VI не желал переводить, не получив окончательное подтверждение тому, что его дочь принята семейством д'Эсте. Лукреция беспокоилась о том, какие речи будут произнесены во время торжеств. Кроме того, герцог д'Эсте уполномочил своих ораторов в Риме навести справки о доме Борджа. Ему был прислан следующий ответ:

Мы не пожалели ни сил, ни времени, чтобы разыскать всевозможные документы, касающиеся сиятельного дома Борджа.

Хотя в итоге мы обнаружили, что в испанском краю род этот очень благороден и очень древен, мы, тем не менее, не обнаружили, чтобы предки его совершили какие-либо привлекшие внимание поступки, поскольку в Испании и особенно в Валенсии семья эта ведет жизнь благопристойную и утонченную. Лишь начиная с Каликста и по сей день об этом роде встречаются особенные упоминания, в частности, в актах Каликста. Однако о деяниях папы знают все. Если кто-либо желает сделать это предметом обсуждения, перед ним открывается обширное поле! Словом, мы не открыли ничего такого, что не было бы уже известно 6.

Этот лаконичный и не слишком дипломатичный в своей откровенности ответ не лишен выразительности. По всей очевидности, сведения феррарцев исходили не от приближенных римского папы. Кто-нибудь из Поркари, к примеру, вполне мог бы дерзнуть изобразить генеалогическое древо Борджа таким образом, что арагонские короли оказались бы их прямыми предками.

Чтобы развлечь своих гостей, святой отец каждый вечер устраивал бал, и огромной его радостью было наблюдать, как дочь его танцует мавританские или итальянские танцы. Она обожала танцы и могла танцевать до изнеможения.

«Сиятельная дама еще нездорова и очень устала», — сообщают феррарцы.

«Несмотря на это, не принимая никаких лекарств, она по-прежнему занимается делами и дает аудиенции, как обычно. Между тем недомогание ее серьезно. Когда Его Святейшество будет в отсутствии, Ее Милость наконец сможет отдохнуть, что пойдет ей на пользу. Ведь по сей день каждый раз, когда она отправляется к папе, ночь проходит в танцах и играх, которые длятся до двух или трех часов, и это весьма вредит ей…» 7

Точнее будет сказать, весьма идет ей на пользу: теперь она вновь обретала свойственное ей стремление к счастью. После убийства ее мужа, Алонсо Арагонского, она говорила, что раз Господь захотел, чтобы страдал Его Сын, значит, Ему нужно и ее страдание. Однако отныне перспектива освободиться от своей семьи и стать супругой человека, о коем у нее заранее сложилось наилучшее мнение, вызывала у нее прилив веселья, помогая избавиться от излишней набожности.