Раймон Арон - Мемуары. 50 лет размышлений о политике

Генерал рассматривал две возможности: соглашение союзников о восстановлении единой Германии и отсутствие такого соглашения. Но в обоих случаях отказ от Рейха оставался все тем же высшим императивом: «Если Германия должна остаться разделенной на две части, то именно в такой форме должна быть организована и Западная Германия». В чем состоит эта форма? «Будущее Германии, как мы его видим, не в Рейхе, но в Германии, восстановленной на основе немецких государств. Кроме того, мы не видим ничего неудобного в федерации этих государств, каждое из которых будет в ней пользоваться правами, некогда раздавленными Рейхом. Эта федерация, включающая „межсоюзнический контроль для избежания глупостей“, специальный контроль в Руре, а также условия поставок, в особенности угля, прекрасно может быть будущим Германии. С государствами этой федерации Франция без каких-либо сложностей заключила бы экономические соглашения: такова природа вещей». Будут ли экономические соглашения заключаться с государствами — членами федерации или же с ней самой? Во всяком случае, Генерал призывал Францию «не оставлять залоги, которые она удерживает в своих руках», иными словами, не соглашаться на слияние трех оккупационных зон, пока сохраняется риск возрождения Рейха.

Концепция Генерала явно походит на концепцию Жака Бенвиля и «Аксьон франсез», но сама формула «никогда впредь Рейха» остается двусмысленной: если немецкие государства договорятся создать федерацию, то чем она будет отличаться от Рейха, который, несмотря на историческое звучание обозначающего его слова, в 1946 или в 1947 году предполагал всего лишь формирование единого немецкого государства?

Генерал очень серьезно относился к отказу от Рейха; так же думал Андре Мальро, говоривший мне время от времени: «они — деятели Четвертой республики — скоро все упустят». Генерал твердо стоял на своем, как свидетельствует заявление, сделанное им 9 июня 1948 года в ответ на решения Лондонской конференции относительно будущего западных оккупационных зон, иначе говоря, формирования тризонии, которая в следующем году стала Федеративной Республикой Германии.

Генерал не без основания предвидел, что и русские построят немецкое государство по своему образцу. Но соперничество между двумя немецкими государствами, как ему представлялось, будет содержать в себе смертельную угрозу для мира и для Франции: [129]«Один вопрос явится главным для Германии и для Европы: „Какой из двух Рейхов обеспечит единство“, поскольку сделано заключение и объявлено, что „единство есть будущее Германии?“ Можно представить, какое соперничество в национализме развернется на этой основе в пространстве между Берлином и Франкфуртом, какая международная атмосфера вскоре образуется в результате этого. Если толчки, опасность возникновения которых между немцами и между державами существует в силу соперничества двух Рейхов, и не приведут в скором времени к войне, то можно, по крайней мере, догадаться, какой из двух германских лагерей окажется достаточно жестким и твердым внутри, обладающим довольно мощной поддержкой извне, чтобы в конечном счете выйти победителем из игры. Можно даже вообразить, что когда-нибудь германское единство еще раз осуществится вокруг Пруссии, но теперь Пруссии тоталитарной, связанной душой и телом с Советской Россией, а также с „народными демократиями“ Центральной Европы и Балкан, и что это единство покажется — от усталости, в силу островного положения или иллюзий англосаксов — решением, обеспечивающим „успокоение“».

В случае интеграции Рура в Германию, отсутствия гарантий по репарациям, туманных формулировок относительно продолжительности военной оккупации «Франция оказалась бы под постоянной угрозой». И несколько далее Генерал заявляет: «Мы находимся на краю пропасти». После обвинительной речи следует изложение целей: «Никогда впредь Рейха! Ибо Рейх автоматически образует движущую силу и орудие для инстинктов немцев к доминированию, тем более что могло бы возникнуть искушение соединить эти инстинкты с другими». И вновь, с еще большей силой, Генерал настаивал на идее создания немецких государств, «каждое из которых обладало бы своими учреждениями, своим характером, своим суверенитетом, могло бы устанавливать федеративные отношения с себе подобными и входить в европейское образование, где они нашли бы рамки и средства их развития…». Суверенность немецких государств и понятие федерации, как кажется, противоречат друг другу, если придерживаться обычного смысла этих слов. В заключение Генерал рекомендовал отвергнуть Лондонские соглашения и возобновить переговоры.

Я не был согласен ни с обвинением, ни с рекомендациями. Будучи убежденным в том, что раздел Германии на две части, одну — советскую, другую — западную, продолжится, требования сделать безопасной ампутированную и расчлененную Германию представлялись мне неактуальными, а по отношению к единственной Западной Германии — несколько смешными. Что же касается предсказаний о неизбежной победе Восточной Германии над Западной, то я их не принимал, и события вплоть до сегодняшнего дня их не подтверждают. Когда в 1958 году генерал де Голль вновь пришел к власти, у него достало ума забыть свои концепции, которые время оставило позади.

В 1949 году была провозглашена Федеративная Республика Германии, оккупационные власти в конечном счете одобрили ее «Основной закон» (das Grundgesetz). В речах и заявлениях 1949 года генерал де Голль не отступил от своей критики и своих идей. Однако дискуссия об Атлантическом пакте отодвинула на задний план дискуссию о восстановлении Рейха. В Соединенных Штатах автор, слывший самым знаменитым среди политических комментаторов, осуждал американскую политику в Европе. Уолтер Липпман был против курса, основанного на гипотезе о двух Германиях, одной — советской, другой — американской, и он утверждал с необыкновенной уверенностью, что немцы никогда не согласятся с разделением их территории на две части.

Сегодняшнее прочтение статей Уолтера Липпмана тридцатилетней давности, написанных весной 1949 года, — урок осмотрительности для тех, кто принимает на себя неблагодарную задачу реагировать на происходящие события и немедленно выявлять их значение, не ожидая развития их последствий.

Приведем несколько отрывков из этих статей, чтобы восстановить картину споров того времени и одновременно обозначить свою собственную позицию. В «Нью-Йорк геральд трибюн» («New York Herald Tribune») У. Липпман объявляет с некоторым интеллектуальным высокомерием, что договоренность по военным вопросам, достигнутая в Вашингтоне, равнозначна прекращению военной оккупации: «Все это показывает, что самоуправление и оккупация соотносятся как масло и вода: их нельзя смешать одно с другим. Мы не можем рассчитывать на то, чтобы Федеративная Республика Германии управляла Западной Германией, пока мы ее оккупируем. Нам следует ожидать того, что Ассамблея и партии, которым мы разрешили организовать германское правительство, положат конец оккупации и будут договариваться с Восточной Германией, если мы сами не способны достичь такой договоренности». У. Липпман шел еще дальше: военное соглашение не будет даже временным решением.