Раймон Арон - Мемуары. 50 лет размышлений о политике

Его главный тезис формулировался следующим образом: «Полагая, что централизованное управление и неделимый ответ являются вне сравнения наименее опасными способами создания ядерной защиты Запада, мы считаем, что смогли бы изменить направление нашей нынешней политики только по исключительно серьезным причинам. Мы не усматриваем подобной настоятельной необходимости в ситуации, когда Франция предпринимает самостоятельные ядерные усилия. Несомненно, она имеет на это право, и я надеюсь, что Вы не сочтете, будто администрация Кеннеди склонна отнестись враждебно к этому решению; мы можем сожалеть о нем, но нам не пристало возражать против него». После нескольких фраз о возможной эволюции к европейскому сближению национальных ядерных усилий Макджордж Банди рассмотрел два случая — Германии и Великобритании. Он соглашался, что в данный момент «Федеративная Республика Германии не интересуется ядерным оружием и франко-американское сотрудничество не унизило бы ее. Но будет ли так же, когда придет новое поколение?»

Далее речь шла о коренной противоположности позиций Великобритании и Франции: «В ядерной области особой целью Великобритании явилось не столько установление своей автономии, сколько сохранение права быть осторожным советчиком ( cautionary counsel) Соединенных Штатов. Политика Великобритании имеет целью близость с Соединенными Штатами, консультативные отношения с предохранительным взводом ( advisory relation to the safetu-catch). Будет ли совершенно несправедливым сказать, что французская политика, напротив, стремится к увеличению независимости от Соединенных Штатов и к непосредственной власти над пусковой кнопкой?» Противопоставление намерений Лондона и Парижа касалось самой сути проблемы. Помощь стране, которая расположена сохранить тесные союзнические отношения, не наталкивается на те же возражения, что и помощь стране, озабоченной прежде всего расширением пределов своей автономии.

Макджордж Банди заключал фактическим замечанием, которое в некотором роде снимало вопрос. Генерал де Голль никогда не обсуждал с американцами тему франко-американского сотрудничества в области ядерных вооружений, и никогда представители французского правительства не уполномочивались им затронуть эту проблему. Письмо завершалось таким обращением: «Я спрашиваю Вас, что Вы сами желали бы сказать насчет возможных условий этого соглашения». К несчастью, я не нашел своего ответа. Вероятно, я написал то же самое, что не переставал повторять моим вашингтонским друзьям: поскольку вы не можете помешать созданию французских стратегических ядерных сил — а с этим вы согласны, — не стоит обличать одновременно их эффективность и опасность (аргументы, впрочем, довольно противоречивые). В том же 1962 году, до знаменитой пресс-конференции января 1963 года, Уолтер Липпман, посетив Европу, написал брошюру «Западное единство и Общий рынок» [191], где занял позицию, которая несколько удивляла, ибо до тех пор он обычно выражал свое согласие с Генералом, восхищаясь им.

У. Липпман старался понять точку зрения Генерала. По словам комментатора, тот отнюдь не ставил под сомнение значимость американских сил устрашения, а, напротив, полностью им доверял. По мнению Генерала, равновесие Восток — Запад установлено и война немыслима. Чему могла послужить «малая сила», способная в 1963 году убить двадцать миллионов русских? «Тому, чтобы не дать себя втянуть в ядерную войну в Азии, то есть вне зоны французских национальных интересов». Далее, «ударная сила — это уловка, чтобы связать обязательствами Соединенные Штаты, оставив ядерную инициативу преимущественно континентальной Европе». У. Липпман видел в дроблении ядерных сил Запада конец американской монополии и потому смертельную опасность для Соединенных Штатов.

Англия уже вышла из гонки ракетных вооружений из-за их чрезмерной дороговизны; ее бомбардировщики устареют через десять лет. Усилия, предпринятые британцами, были ошибкой с самого начала. Франции не следовало бы повторять эту ошибку: «Конечная ответственность в ядерном вопросе внутри западного альянса должна лежать на одной столице, а не на двух или трех. Для Соединенных Штатов была бы нестерпимой ситуация, при которой командный рычаг наших ядерных сил не находился бы более в Вашингтоне». И несколько ниже: «Другая ядерная сила внутри западного альянса, достаточно автономная, чтобы развязать мировую войну, и слишком слабая, чтобы ее выиграть, таила бы угрозу для мира во всем мире и нашей собственной безопасности».

У. Липпман, который раньше был голлистом и впоследствии снова стал им, в тот период обличал «мечты голлизма о величии», вступавшие в глубинное противоречие с истинными интересами Германии [192]. Более того, отстаивая атомную монополию Соединенных Штатов, он связывал ее с великой идеей, великим проектом администрации Кеннеди: «Кеннеди предусматривает прием Великобритании и нескольких других европейских государств в Общий рынок, ассоциацию его с нейтральными странами Европы, полюбовное соглашение со странами Содружества и, наконец, участие Соединенных Штатов в обширной торговой зоне с пониженными таможенными тарифами».

Я знал, что «великий замысел» генерала де Голля никоим образом не совместим с «великим проектом» Дж. Ф. Кеннеди, и, каковы бы ни были мои симпатии к Атлантическому сообществу, я не стал сторонником ни липпмановского тезиса ядерной монополии Соединенных Штатов, ни немедленной открытости Общего рынка для Великобритании и других европейских стран, членов и нечленов Атлантического союза.

На завтраке, устроенном по случаю семидесятилетней годовщины французского издания «Нью-Йорк геральд трибюн», У. Липпман произнес эмоциональную речь на тему франко-американского диалога о ядерных вооружениях. Я ответил ему статьей от 3 декабря 1962 года, накануне январского (1963 года) вето Генерала; статью эту использовало французское посольство в Вашингтоне. У. Липпман, писал я, сравнил «Атлантический союз с автомобилем, едущим по горным дорогам; президент Соединенных Штатов ведет атлантический автомобиль, а пассажиры — то есть страны Европы — должны доверять водителю. Но это значит слишком много с них спрашивать». Комментатор попытался затем уточнить, в каких вообще обстоятельствах Соединенные Штаты взяли бы на себя риск термоядерной войны: это произошло бы в случае «угрозы равновесию стратегической мощи». Такую формулировку можно было применить на худой конец к кубинской ситуации, но едва ли к берлинской. Уолтер Липпман тщетно пытался приравнять установленные на Кубе советские ракеты к физической свободе Западного Берлина. На деле единственное, что было общего между Кубой и Западным Берлином, это торжественное обязательство президента Кеннеди в одном случае не потерпеть на Кубе наступательных вооружений, в другом — сохранить статус Западного Берлина.