Алексей Карпов - Юрий Долгорукий

В том же 1157 году — вероятно, по истечении сорокадневного траура по Юрию [143]— Андрей официально будет провозглашен князем — причем не только суздальским и ростовским, но и владимирским. (Владимир станет при нем не просто вровень со старыми центрами Северо-Восточной Руси, но сделается новой столицей княжества.) «Том же лете сдумавши ростовци и суждальци и володимирци вси, — рассказывает киевский летописец, — пояша Андрея, сына Дюргева стареишаго, и посадиша и на отни столе Ростове, и Суждали, и Володимири, зане бе прилюбим всим за премногую его добродетель, юже имеяше преже к Богу и к всим сущим под ним. Тем же и по смерти отца своего велику память створи: церкви украси, и монастыри постави, и церковь сконца (завершил. — А.К.), иже бе заложил переже отець,.». {358}

Андрею и суждено было стать продолжателем дела отца — прежде всего в том, что касалось дальнейшего экономического, политического и духовного развития Северо-Восточной Руси, становления государственности, строительства церквей, украшения градов. Но, в отличие от отца, Андрей питал неприязнь к Киеву. Весной 1169 года посланное им войско одиннадцати князей во главе с его сыном Мстиславом и воеводой Борисом Жидиславичем подвергнет Киев страшному разорению. Это событие ознаменует окончательное падение роли Киева как общепризнанной столицы Русского государства. Андрей даже и не подумает о том, чтобы самому воссесть на «златой» киевский стол, но передаст его своему младшему брату Глебу. Так, по выражению В. О. Ключевского, «старейшинство» окончательно отделится от «места» {359} : «старейшим» в роде князей Рюриковичей будет теперь совсем не обязательно киевский князь, а киевский престол займет заведомо младший.

Андрея Боголюбского и Юрия Долгорукого обыкновенно противопоставляют друг другу. Но если говорить о их политике в целом, то нельзя не увидеть и то, что, несомненно, объединяло отца и сына, — стремление утвердить свою власть, свое «старейшинство» в Русской земле, предотвратить превращение Киева в наследственное владение старшей ветви князей «Мономахова племени». При единстве целей различны были методы: Юрий стремился сам утвердиться в Киеве, на «старейшем» русском престоле; Андрей же еще при жизни отца решительно отказался от этой политики и в конце концов добился того, что уже суздальский стол стал восприниматься как один из «старейших» среди прочих княжеских престолов. Но это стало возможным лишь благодаря той неутомимой борьбе за Киев, которую в течение четверти века вел его отец. Ценой величайшего напряжения сил, можно даже сказать ценой собственной жизни, Юрий доказал историческую бесперспективность избранного им пути. И только опираясь на его опыт, на достигнутый им результат, только заплатив ту цену, которую заплатил он, можно было отказаться и от избранного им пути, и от достигнутого им результата. «Опыт Юрия, — писал по этому поводу А. Е. Пресняков, — показал, что киевское старейшинство разбито, что вместо всей Русской земли оно имеет некоторое значение лишь для Киевщины, что оттуда нельзя уже ждать подъема силы, действительно грозной для обособившихся княжений. Значительное влияние в среде княжеской не требовало владения Киевом: напротив, и то, и другое являлось результатом действия сил, накопленных в своем княжении князьями, которые имели такую опору… Так была подготовлена и обусловлена политика Андрея» {360} .

Но при этом нельзя забывать о том, что умер Юрий именно киевским князем. Тем самым он значительно повысил в глазах всего русского общества статус и своего старшего сына Андрея, и прочих своих сыновей и внуков, обеспечил им право на «старейшинство» в Русской земле. Киев, от которого Андрей добровольно откажется ради княжения в своей земле, будет все равно восприниматься как «отчина» и «дедина» и его самого, и его младшего брата Всеволода, и других Юрьевичей: об этом будут помнить и в конце XII века, и позже [144]. Ну и, конечно, нельзя забывать о том, что само превращение Андрея, а затем его младшего брата Всеволода в сильнейших русских князей своего времени стало возможным только благодаря тому, что они в своей политике смогли опереться на экономический и людской потенциал Северо-Восточной Руси, накопленный в княжение их отца. И в этом они явились уже прямыми продолжателями его дела.

Бедный Юрий… Если бы он только мог знать, что именно прославит его имя в веках! Не победы на поле брани (которых, правда, было меньше, чем поражений), не то, что он достиг-таки киевского престола и умер киевским князем, не мирный договор с половцами и не союз с Царырадом. Нет, «обед силен», данный им когда-то на берегах реки Москвы своему союзнику Святославу Ольговичу, — вот что сделало его имя известным каждому школьнику. Величественный памятник на Тверской, возведенный к 800-летию Москвы (между прочим, первый в советские годы памятник князю и «феодалу»!), чеканный профиль на юбилейных медалях и монетах, атомная подводная лодка, названная его именем… С конца 40-х годов XX века князь Юрий Долгорукий — основатель Москвы — вошел в некий, строго очерченный пантеон великих русских государственных деятелей и полководцев, в котором он пребывает и по сей день.

Не раз приходилось слышать, что слава князя незаслуженна: и основателем Москвы он будто бы не был, и как политический деятель ничем особенным себя не проявил. Что ответить на это? Разве что пожать плечами. Ну, во-первых, основателем Москвы — с известными оговорками, правда, — Юрия Долгорукого назвать можно: во всяком случае, первая московская крепость, как мы видели, была построена в годы его княжения и, скорее всего, по его распоряжению; а ведь это и делает город городом. Да и первое упоминание Москвы в летописи — причем именно в связи с его политической деятельностью — факт далеко не случайный и многого стоит. А во-вторых… Думаю, не нам решать, что справедливо, а что нет, особенно когда речь идет об исторической памяти. Даже в тех случаях, когда память эта искусственно смоделирована кем-то и мы имеем дело с мифотворчеством — причем не важно, какого времени.

В том, что у большинства людей имя Юрия Долгорукого прочно ассоциируется с первым упоминанием Москвы в летописи, есть некая глубокая закономерность. Больше того, в этом, можно сказать, главный урок его биографии.

Юрий до конца своих дней оставался прежде всего политиком. И его биография — это биография политика, политика до мозга костей. Всю жизнь он посвятил достижению одной-единственной, четко поставленной цели и в конце концов осуществил мечту своей жизни, став киевским князем. Его биография — это биография политика целеустремленного, последовательного и, главное, удачливого в плане достижения своей цели.