Семен Шмерлинг - Горячий осколок

Шмерлинг Семен Борисович

Горячий осколок

{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста книги.

Аннотация издательства: Книга написана на основе испытанного и пережитого автором. Волнующе показано боевое крещение юного защитника Родины - вчерашнего школьника, становление личности и жизненный выбор в острых, сложных обстоятельствах.

Об авторе: Семен Борисович Шмерлинг родился 25 апреля 1923 года в Москве, в семье служащих. Окончание средней школы совпало с началом Великой Отечественной войны, и Шмерлинг, комсомолец с 1938 года, секретарь школьной комсомольской организации, в июле 1941 года по направлению райкома ВЛКСМ с группой выпускников уезжает на оборонительные работы под Смоленск. В январе 1942 года призван в Красную Армию - направлен в зенитно-пулеметное училище, которое окончил в ноябре 1942 года, и был назначен командиром роты крупнокалиберных пулеметов 121-го артполка ПВО 3-го танкового корпуса. Юным лейтенантом начинал С. Шмерлинг свой фронтовой путь в Подмосковье, а закончил войну в Берлине в звании гвардии капитана. За спиной остались Орловско-Курская битва, пройденные с боями Украина, Молдавия, Румыния, Польша, Германия. Во время войны печатал заметки в военных газетах. После войны перешел на журналистскую работу. Служил в Группе советских войск в Германии в газете. В 1952 году окончил редакторский факультет Военно-политической академии имени В. И. Ленина. До демобилизации служил в газетах Южно-Уральского и Уральского военных округов. Все это позволило накопить богатейший материал о Советской Армии, и Шмерлинг все свое творчество посвятил людям, одетым в шинели, поискам героев гражданской и Отечественной войн. Подполковник в отставке, С. Шмерлинг многие годы руководит секцией публицистики. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалью "За отвагу" и многими другими медалями. Член Союза писателей СССР с 1980 года. Живет и работает в г. Свердловске.

1

Немцы отступали.

Изуродованная колесами и гусеницами дорога была усеяна разным фашистским шмутьем. На ее полотне и обочинах валялись патронные цинки, ящики от снарядов, канистры, сношенные автомобильные покрышки и погнутые диски. На крайней мазанке одной из деревень Алексей прочел жирную надпись углем: "Шульц, темпо!" А на другой хате: "Темпо, темпо!" Бои вспыхивали редко, и до автовзвода - "хозяйства Бутузова", тащившегося в тылу, доносились отдаленным гулом.

Алексей Якушин весь день провел в пути. С рассвета до заката он горбился над согретой ладонями баранкой старенького потрепанного "газика". Ревматически поскрипывая, грузовик трясся в короткой взводной колонне.

Вечером остановились на отдых в большом, вытянутом вдоль проселка украинском селе. Водители, выйдя из машин, разминали затекшие ноги, осматривались. Было сыро и холодно, дул пронзительный ветер. На дне балки медленно таяли клочья серого снега.

В густую грязь дороги вросли брошенные гитлеровцами зенитное орудие, полевая кухня и пяток повозок, а в узком проулке, зарывшись траками в чернозем, стоял новенький артиллерийский тягач. Был он странно, не ко времени, закамуфлирован - выкрашен в желто-зеленый, с черными пятнами, цвет.

Первым его увидел расторопный Василий Сляднев. Обойдя машину, шофер заглянул в остекленную кабину, в просторный и пустой, накрытый брезентом кузов, потрогал фары и крикнул взводному:

- Товарищ лейтенант, идите скорее сюда!

- Чего-нибудь узрел, поди? - откликнулся Бутузов.

- Так точно. Техника тут - на большой. Хоть паши, хоть борони, хоть пушку тащи. А размалевана, как чудо-юдо, небось прямо из Африки прикатила, сущий крокодил.

Прозвище так и припечаталось к трофейному тягачу.

Бутузов не сводил с него глаз. Автовзвод был не укомплектован. С тех пор, как еще под Киевом потеряли "ЗИС" и два "газика", машин не поступало. Их давали танкистам, батарейцам, пехоте, связистам, кому угодно, но не Бутузову. Обходили Бутузова. Дескать, как-нибудь извернется. В прошлом эмтээсовский работник, изрядно помотавшийся на своем веку по сельским дорогам за бензином, соляркой и запчастями, отломавший три года войны, он знавал всякое. Конечно, считали, извернется Бутузов.

Лейтенант влез в кабину "крокодила", включил зажигание. Стартер урчал, но мотор не срабатывал. Василий Сляднев открыл капот и сунул под него свой толстый нос. Павел Курочкин, высокий, узкоплечий, с розовым лицом, тоненькими усиками, держался от "крокодила" подальше и давал советы: - Все дело, это точно, в зажигании, а электропроводка незнакомая, без пол-литры не разберешься. Алексей вспомнил, как Курочкин недавно толковал о минах, которые фашисты коварно оставляют в своих автомобилях. Конечно, дрейфит Курочкин...

Несмотря на все старания шоферов, "крокодил" не Заводился. Они долго гоняли стартер, пока не посадили аккумулятор.

Бутузов вытер вспотевший лоб, свернул самокрутку из дымного, но пустого, руганного всем фронтом филичевого табака и задумчиво произнес:

- Вот что, Якушин, тут, говорят, за оврагом, в сарае, пленные фрицы собраны. Сходи-ка ты к пехоте, попроси, может, уступят одного. Шофер нужен, толковый...

- Есть! - встрепенулся Алексей и одернул сбившийся под ремнем ватник.

- Постой, карабин забыл!

- И так доведу, подумаешь... Немцы сейчас дохлые.

- Возьми хоть мой "вальтер".

От вороненого пистолета в красивой кожаной кобуре Алексей отказаться не мог, нацепил его на ремень и побежал на окраину села.

Пехотинцы охотно согласились "уступить" немца.

- Выбирай, какой понравится, - проговорил, стуча от холода! зубами, озябший сержант, - хучь всех бери, они у нас пока не считанные.

Якушин вошел в сарай. В сероватом вечернем свете Виднелись согнутые, сумрачные фигуры. Пленные молчали. Это были враги. Совсем недавно они злобно дрались под Корсунь-Шевченковским, Лысянкой и Звенигородкой и уложили немало наших. И все же Алексей испытывал жалость к этим продрогшим людям. Стыдился своего чувства, но не мог от него отделаться.

- Шоферы есть? - спросил Якушин по-немецки.

Серая, темная масса, казалось, примерзшая к земле, шевельнулась. "Ишь ты, живые", - подумал Алексей, улавливая отдельные немецкие слова.

Встало трое. Сержант посветил фонариком. Все трое с похожими от страха и ожидания лицами, сизоватыми, усохшими, вытянулись по стойке "смирно". Якушин почему-то выбрал самого высокого и крупного, может быть, решил, что он и есть самый подходящий - знающий и умелый.

Чуть позже, выходя из дверей сарая, пожалел об этом. Широченная спина немца заслонила дорогу. "Здоров, - с опаской подумал Якушин, - прямо борец из цирка. Такой двинет раз - костей не соберешь". Вспомнил про пистолет и в душе поблагодарил лейтенанта. Потянулся к кобуре, пытаясь ее расстегнуть. Сразу не получилось: медный шпенек туго сидел в кожаной петле. Алексей рванул крышку кобуры, и в этот момент ему показалось, что спина немца двинулась в сторону. Алексей инстинктивно отпрянул и, выхватив пистолет, вытянул руку с ним вперед.