Михаил Ботин - За свободу Испании

Аранхуэс — полуразрушенный фашистской авиацией прифронтовой город, находящийся в 60 километрах южнее Мадрида. Здесь конечный пункт и станция выгрузки прибывающих по железной дороге грузов для Мадрида и войск Центрального фронта. Не случайно сюда часто наведываются фашистские бомбардировщики, оставляющие после себя недобрый след.

Вместе с Педро Аринеро направляемся в местную хунту обороны. Ее возглавляет мэр-социалист, пожилой мужчина с одутловатой небритой физиономией. Ему вручается ордер-предписание центра. Мэр долго рассматривает документы, шевелит губами, раздумывает, Собирает членов хунты и советуется с ними. Возникает ожесточенный спор. Некоторые из членов хунты, очевидно анархисты или поумовцы, не хотят подчиняться приказам и распоряжениям центра и предлагают оставить прибывшую зенитную артиллерию для обороны Аранхуэса (!). Посягательства анархистов на зенитную артиллерию нам были известны. На распоряжение республиканского командования о выдвижении на Центральный фронт из Барселоны тяжелой артиллерии, анархистское руководство ответило: «Тяжелые батареи дадим, когда нам центр даст новые зенитные средства».

Зная повадки анархистов, я немало поволновался о судьбе прибывших из Альбасете зенитных батарей. Вместе с Педро Аринеро мы горячо, темпераментно выступили перед членами местной хунты обороны, доказав неправомерность выдвинутого анархистами требования о задержании в Аранхуэсе зенитной артиллерии, предназначенной центральными властями для Мадрида. Нас поддержали коммунисты и левые республиканцы, составлявшие в хунте обороны Аранхуэса большинство. Происходит голосование, и выносится решение в нашу пользу. Для «артильериа де контравиасьон» мобилизуется городской автотранспортный парк из 22 многоместных пассажирских автобусов и нескольких грузовых автомашин.

Быстро выгрузившись из железнодорожного эшелона и прицепив орудия к автобусам, колонна зенитной артиллерии на необычном транспорте двинулась к месту назначения — в Мадрид. Попытка фашистской авиации нанести удар ночью по растянувшейся колонне не удалась, и к утру мы прибыли без потерь в район намеченных огневых позиций.

В течение нескольких дней сплошной облачности, тумана и мелкого дождя фашистская авиация не появлялась над Мадридом. Это позволило прибывшим батареям подготовиться в инженерном отношении. Там, где нельзя было зарыться в землю, орудия, приборы управления огнем и боеприпасы были обложены мешками с песком для защиты людей и боевой техники от бомб, снарядов и стрелкового обстрела фашистов из пятой колонны, засевших на чердаках и в подвалах домов.

Для определения места пункта управления зенитной артиллерией и организации связи с ним требовалось решение Майера. Он находился в траншеях Университетского городка, и мы с Аринеро двинулись туда. Оставив своего водителя в его «коче» (автомобиле) за каменной стеной разрушенного дома, я спустился в траншеи переднего края обороны и занялся поисками своего шефа. Здесь впервые ощутил реальную опасность попасть под любую шальную пулю фашистов, так как нагибаться, «кланяться пулям врага» (по выражению гордых испанцев), маскироваться от противника в первый период войны в Испании было не положено. Такое поведение испанцев на поле боя часто обходилось им дорогой ценой. От показной бравады обе стороны несли немалые потери. Однако с ходом времени им пришлось отказаться от тех романтических представлений об истинной храбрости, которые получили широкое распространение в Испании еще в годы средневековья. Суровая реальность современной войны требовала иных норм поведения людей на поле боя. Бравада уступила место разумному, естественному применению к местности, использованию укрытий и маскировки от наблюдения противника.

Побродив по траншеям в поисках Нагорного, установил, что камарада Майер уехал на другой участок обороны — в район Эль Пардо, и решил поехать туда. Возвращаясь к своей «коче», где должен был ждать Педро Аринеро, я за одним из поворотов траншеи услышал знакомый голос и увидел своего испанского друга.

Переговариваясь с соотечественниками, Педро палил в сторону противника из своей «пистола», посылая в адрес «ихос де путас фасистас» (сукиных сынов фашистов) отборные эпитеты и ругательства, не поддающиеся литературному воспроизведению. Фашисты же с той стороны кричали в рупор:

— Эй, вы, красные собаки! Мы вас всех перестреляем, убирайтесь, пока не поздно, туда, откуда приехали, и подыхайте у себя дома в постели!

Подхожу к своему шоферу и спрашиваю:

— Педро, что ты здесь делаешь, почему не ждешь в своей «коче»?

— Омбре! Разве ты не видишь,— смеется Аринеро,— что я воюю с фашистами? Может, пуля моего пистола попадет в лоб фасиста Франко...

— Ну, ладно, Педро, повоевал, отвел душу — и хватит, поехали!

— Хорошо, ми тоньенте, дай только выпустить последнюю обойму.— И Педро с огромным удовлетворением, которое было отражено на его почти мальчишеском лице, продолжал, стоя во весь рост, стрелять до последнего патрона в сторону противника.

В районе Эль Пардо, в передовых траншеях, я нахожу Николая Никифоровича Нагорного. Здесь он проводит обучение пехотинцев групповому огню из стрелкового оружия по низколетящим самолетам. Мы с ним обсуждаем вопрос о местах расположения органов управления средствами противовоздушной обороны. Принимается решение: КП зенитной группы иметь в районе чехословацкой батареи, занявшей выгодную позицию в центре боевого порядка артиллерии среднего калибра, а пост наблюдения и оповещения о воздушном противнике разместить на верхнем этаже 14-этажного, самого высокого здания в городе, именуемого «Телефоника». В этом здании размещается центральный телефонный узел связи.

По дороге к «Телефонике» наша маленькая автомашина, ведомая Педро, петляет по лабиринтам мадридских улиц, заваленных обломками разрушенных зданий. На уцелевшей стене одного из домов висит плакат, изрешеченный осколками. На нем слова: «Республика Советов боролась одна, окруженная врагами, ее столица Петроград тоже была окружена, и рабочие отстояли свой родной город. Мадридцы, последуйте примеру рабочих Петрограда!»

Николай Никифорович рассказывал, что этот плакат висит здесь с первых дней обороны Мадрида. Если взрывом бомбы или снаряда сносит его, кто-то вывешивает взамен пострадавшего плаката новый. Он тоже оружие против фашизма. В Мадриде в боевой строй стало все. Даже памятник Дон Кихоту и Санчо Пансо, старательно обложенный мешками с песком, кажется двумя солдатами в траншее. Рыцарь без страха и упрека со своим верным другом — тоже на боевом посту...

На фасаде одного из зданий видится повешенный вниз головой портрет генерала Франко с простреленными глазами и нарисованными углем длинными усами. На улице Гран-Виа проезжаем мимо фешенебельного отеля-ресторана с наименованием «Эль Агила» («Орел»), и Педро толкает меня локтем: