Михаил Ботин - За свободу Испании

— Нас учили вести артиллерийский огонь не по целям, а по площадям, — отвечали анархиствующие испанцы.

Часто они не выполняли команд, продолжая «долбить» квадраты. Внезапно прекращали огонь по выгодным целям в период свято соблюдаемого испанцами обеденного времени (сиесты). Здесь уж никакая сила не могла их заставить отложить злосчастный обед.

Извеков рассказал об обстоятельствах гибели под Хаэном замечательного артиллериста добровольца Дмитриевa.

— Ехали мы с полковником в одной машине, — вспоминал Извеков, — направляясь с одного участка фронта на другой, где были более необходимы. В десяти километрах от Хаэна были остановлены вооруженной группой анархистов, слонявшихся в тылу фронта. «Выходите из машины, мы реквизируем ее», — заявил старший, вынимая для большей убедительности пистолет из кобуры. Мы вышли на дорогу, поясняя куда и зачем едем, показываем документы. «Документов нам не надо, а «коче» мы у вас забираем», — сказал старший группы анархистов. Пока происходил этот злополучный инцидент, мы топтались вокруг своей автомашины, окруженные анархистами. Группу людей на дороге заметил фашистский летчик, сбросивший с высоты 100-150 метров бомбу малого калибра. Она взорвалась так, что никто, кроме полковника Дмитриева, не пострадал — все упали, прижавшись к земле. Оставшийся стоять во весь свои богатырский рост, полковник был поражен осколками бомбы в живот и сердце, Не приходя в сознание, истекая кровью, он через несколько минут скончался.

Михаил Алексеев, советник командира анархистской бригады на Южном фронте, поделился печальной вестью о падении в феврале 1937 года стратегически важного для республики города-порта Малаги. Для штурма его франкисты сосредоточили 20 тысяч итальянских легионеров, 5 тысяч марокканцев, 5 тысяч солдат иностранного легиона. Хорошо оснащенной и подготовленной армии интервентов противостояла плохо организованная, слабо обученная группировка республиканских отрядов народной милиции. Командующий Южным фронтом генерал Монхе и заместитель военного министра республики генерал Асенсио не приняли должных мер, чтобы усилить оборону.

Алексеев посетовал на трудности своей работы с командиром бригады, который придерживался крайних взглядов анархизма в поддержании дисциплины и боевой готовности среди бойцов. Выходом из окружения пришлось руководить советнику командира бригады. Алексеев связался с командиром зенитной артиллерийской батареи Михаилом Антоненко. Смелыми и решительными действиями, ее огнем по фашистской пехоте была пробита брешь в окружении, чем воспользовалось подразделение бригады анархистов.

Николай Герасимов, состоявший советником при командире испанской дивизии республиканцев (не анархистов) на Восточном фронте, в своем рассказе привел примеры стойкости и мужества республиканцев на том участке фронта, где особенно яростно наседали фашисты. Дисциплинированная, хорошо обученная дивизия, противостоявшая фашистам, неся большие потери, сдерживала бешеный натиск врага, не отступая ни на шаг. Войдя в состав республиканской регулярной армии, дивизия выгодно отличалась от анархистских частей, созданных еще в начале войны по типу народной милиции, милой сердцу министра обороны Индалссио Прието.

Всех увлек краткий рассказ летчика бомбардировочной авиации Николая Острякова. С виду это был тихий и застенчивый молодой человек запоминающейся наружности: на чистом, почти юношеском его лице выделялись большие серые глаза с поволокой, высокий умный лоб, гладкая аккуратная прическа. Стройный, физически развитый, красивый русский парень. Жизнь Николая Острякова — яркий пример служения нашей Советской Родине. До призыва в Красную Армию он по комсомольской путевке работал на стройке Турксиба. По призыву комсомола стал военным летчиком, совершив 400 парашютных прыжков. Будучи добровольцем в Испании, освоил бомбардировщик СБ (скоростной бомбардировщик, или «Софья Борисовна», как его в шутку называли летчики). Остряков отлично знал авиационную технику, прекрасно летал. О нем я наслышан был еще в Альбасете.

В советском посольстве Николай Остряков говорил о своих полетах бесхитростно.

— Летать пришлось много, не раз попадал под огонь фашистских зенитчиков. Особенно запомнилось выполнение задания по разведке морских портов Малаги, Алхесираса и Сеуты. Одновременно обследовали прибрежную зону и бомбили аэродром Мелилью на северном побережье Африки. Нездоровилось мне тогда, малость грипповал. Но отказаться от полета было неудобно, и я полетел. Вылетели мы при ясной погоде, но по мере приближения к Сеуте начался ливневый дождь, ветер усилился, самолет задрожал мелкой дрожью. Попытка пробиться к цели не удалась. Пришлось менять курс на Мелилью. Подойдя к фашистскому аэродрому на высоте 500 метров, сбросил бомбы. На обратном пути мотор сильно перегрелся, пришлось лететь на малых оборотах. Высоту полета снизил до бреющей, море под самолетом бушевало, брызги соленой воды достигали до моей кабины,— Николай Остряков застенчиво улыбнулся.— Думал я, конец моей жизни, вот-вот кану в пучине моря. Тогда уже действительно «и никто не узнает, где могилка моя». Победила воля, взял себя в руки. Увеличил обороты остывшего мотора, взял курс на Картахену. Набрал потихоньку высоту, вошел в светлеющий участок неба. На своем аэродроме только по-настоящему оценил риск...

В каких только переплетах не побывал Николай Остряков. Этот бесценный опыт пригодился ему во время Великой Отечественной войны. Интересуясь впоследствии дальнейшей судьбой давнего друга, я узнал о том, что, став командующим ВВС Черноморского флота, он погиб в возрасте 31 года, заслужив (посмертно) звание Героя Советского Союза.

Мы узнаем о делах на Северном фронте у прибывшего оттуда добровольца Владимира Давыдова-Лучицкого — советника Астурийской дивизии республиканцев. Это степенный, немногословный, испытавший много бед и лишений молодой человек. Набивая табаком трубку, к которой так привык, что она у него дымит постоянно, он объясняет, почему много курит.

— Приучила меня к этому обстановка на севере,— отвечает Давыдов-Лучицкий, — надо было заглушать голод табаком. Дневной паек на брата состоял у нас из ломтя хлеба и луковицы. Фашисты нас обстреливали с земли, поливали свинцом и забрасывали бомбами с воздуха. Дела мои на Северном фронте подошли к концу. Не знаю, как уцелел в этом аду. Получив вызов в Валенсию, полетел на пробитом осколками попутном самолете, чудом уцелевшем под зенитным огнем над фашистской территорией.

Танкисты Дмитрий Погодин и Александр Беляев о себе рассказывали скупо, переложив эту заботу на меня:

— Вы, ребята, и так хорошо знаете, что мы делали на реке Хараме, под Гвадалахарой и Брунете. Вот Миша Ботин, который нас прикрывал зенитным огнем, пусть вам о нас, танкистах, и расскажет.