Анна Бурдина - Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы

Елена читала в его глазах не то «дикую страсть», не то своеобразную любовь, смешанную с азиатской преданностью «хозяину». Однако это обстоятельство ее совершенно не пугало, а наоборот, веселило. Любовь пока еще была ей неведома, преданность – непонятна. Сама она никому не умела служить, а авторитетов на тот момент не имела. Молодая барыня засматривалась на молодого, красивого парня, отмечая то, что он хорош собой, исключительно как природное явление, и была абсолютно уверена, что Сафар – великолепный наездник, но не более того.

В конце «медового месяца» муж пришел к Елене вечером все с тем же «наболевшим» вопросом, но попал не под настроение. Он попытался крепко обнять свою жену и поцеловать. Поцеловать не так, как положено светскими приличиями, а как целуют крепкие гусары очаровательных женщин, чтобы разжечь их страсть и «свести с ума» своими жаркими устами. Подобные объятия навели на неопытную девушку ужас. Елена почувствовала, словно ее осквернили, оплевали, унизили. Ни за что на свете она не стала бы выражать притворное удовольствие в том, что ей было противно. Она метнулась в угол комнаты, закрыла лицо одной рукой, а другой принялась тщательно вытирать, словно от грязи, губы, щеки, подбородок. Потом схватила громадное медное блюдо чеканной работы, на котором лежала гора фруктов. Фрукты посыпались и разбежались по комнате, а она закрылась блюдом, словно щитом, и приготовилась дать отпор. Никифор Васильевич никак не ожидал такой реакции жены, похожей на сопротивление «загнанного в угол зверя», борющегося за жизнь, словно он пытался ее не целовать, а резать.

Секунду поразмыслив, генерал принял стратегическое решение. Он прекратил наступление, перенеся взятие «неприступной крепости» на более поздний срок и резонно полагая, что для того, чтобы вкусить аромат ягоды, она должна созреть, иначе покажется невкусной.

Он задавал себе массу вопросов по поводу женских игр и чудачеств, а также недоумевал, отчего молодая девушка не хочет заниматься любовью, тем более с мужем, которого сама себе выбрала, но ответа не находил.

Спустя несколько дней он задал этот вопрос жене прямо, на что Елена ответила вопросом, который в очередной раз поставил генерала в тупик:

– Зачем нам физическое сближение? Разве мы не можем любить друг друга, как ангелы, душою, а не телом?

– Это какая-то высшая философия, доступная только монахам да князю Голицыну, – ответил муж. – Вы, Елена Петровна, видно, князя сильно наслушались. Он вам и внушил неподобающие молодой девушке мысли. Все знают, что князь известный еретик и покровитель всяких вредных людей.

– Совсем нет. Я сама так считаю, – оправдывалась Елена. – Напрасно вы столь дурно отзываетесь о государственном муже, который пользуется уважением государя и общества.

– Ошибаетесь, матушка, масонам теперь не очень-то доверяют.

Елена не знала, что такое масон, поэтому не стала возражать, но продолжила свою мысль:

– Когда мы с вами познакомились, наши отношения казались мне идеальными. Мы с вами много философствовали, вы показались мне необычным, интересным. Тогда я считала, что вы выше земной любви, а теперь вы говорите о животной любви, которая не может и не должна быть между нами.

Блаватский слушал жену с напряженным вниманием. Его лицо стало принимать мрачное выражение, брови сдвигались, и, наконец, он остановил ее:

– Погодите, Елена Петровна, что вы имеете в виду?

– Чтобы быть в браке, я думаю, нам лучше быть духовными супругами. Мы соединим наши души, и эта любовь переживет нас за гробом. Так мы будем гораздо счастливее, чем в иных отношениях, которые не могут быть долгими. Вы ведь сами говорили, что духовное превыше всего, а теперь отказываетесь, требуя от меня физического удовлетворения.

Блаватский изумленно глядел на жену. Он не сразу даже смог понять, что это такое она ему говорила. Наконец, провернув в голове несколько раз услышанную от жены тираду, понял, чего она от него добивалась, и был весьма озадачен. На его лице выразилось подобие негодования, но он сдержался, ничего не возразил, а только промолвил:

– Теперь я не буду ни о чем спорить с вами, Елена Петровна. Любите меня, как знаете, только любите. Сейчас я более от вас ничего не требую.

Он наклонился, и в очередной раз любезно поцеловал ее руку. В благодарность за понимание Елена руки не отняла. Ее голубые глаза засветились радостным блеском, а на нежных щеках разгорелся стыдливый пунцовый румянец.

В конце августа Блаватские перебрались в Ереван. Муж Елены наконец-то получил официальное назначение на должность вице-губернатора всего Ереванского края, и теперь у него возникло гораздо больше обязанностей, которые требовали его присутствия. Он был целыми днями и ночами занят и дома появлялся редко, что молодую жену вполне устраивало. Однако этикет требовал общения с местной знатью, которой следовало наносить визиты. Также Елена должна была общаться с женами высокопоставленных особ по поводам, которые девушку совершенно не занимали. Тяжкая обязанность исполнения светских приличий, пустых разговоров, пошив нарядов – не входили в планы Елены. Поэтому она принялась строить иные планы – планы побега.

Дом вице-губернатора в Ереване выглядел по-царски. Супружеская чета Блаватских поселилась в сказочном дворце сардара, бывшей резиденции турецких правителей – настоящем восточном дворце, какие описывают в сказках. Только слуги остались те же – Анфиса и Мирон. Окрестности Еревана восхищали красотой и величием. Вдали возвышалась библейская гора Арарат, притягивая великолепием снежных вершин, а сам город был пропитан воздухом гор.

Восточная сказка окутывала и манила Елену загадочной мудростью, привлекала тайнами Востока, который простирался вдали, за Араратом. Там были другие страны и другие законы. Будущее в супружестве с генералом Блаватским, как ей казалось, не могло принести ничего хорошего и уже заранее наскучило, а прошлое существование представлялось сцеплением мелких, незначительных событий. Поэтому, решила она, оставался один выход – бежать в другую страну. Ближайшая – Иран. То, что в арабской стране она может попасть в настоящее рабство или в гарем, ее не смущало. Елена была твердо убеждена, что хуже, чем быть в рабстве у мужа, ничего на свете нет. Что-то подсказывало, что ее будущее могло стать успешным только вдали от Кавказских гор! По российским законам, где бы Елена ни пыталась скрыться в России, ее могли насильно вернуть мужу. Фактически она стала его собственностью и рабой, в то время как ее неудовлетворенное тщеславие, жажда знаний и юношеский авантюризм не находили выхода и рвались наружу.