Анна Бурдина - Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы

Одна из дам протянула руку, чтобы сбросить со стола принесенную ветром бумажку, но ее внимание привлек газетный шрифт. Обрывок был частью какой-то английской газеты с ярким заголовком к небольшой заметке. Она взяла в руки сморщенный листок, расправила его и прочитала: «Фортепьянный концерт…» Дальше было оборвано, а ниже выделено: «Исполнитель… Елена Блаватская».

– Посмотри-ка, Вера, что тут написано! – сказала дама своей собеседнице, протягивая газетный обрывок.

Вторая дама вынула из сумочки пенсне, долго пристраивала его к переносице и, наконец, настроившись на чтение, пробежала глазами заметку. Через мгновение брови ее вздернулись от удивления, пенсне соскользнуло на кончик носа, и она воскликнула, всплеснув руками:

– Верочка, это же наша Леля! Глазам не верю, она дает фортепьянный концерт в Лондоне. Наша Леличка?!

Вторая дама более тщательно разгладила нежданное послание и принялась его изучать.

Одной из дам, беседовавших за столиком, была сестра Елены Петровны Блаватской – Верочка. Вторая дама – ее тетя, Екатерина Андреевна Витте.

Со времени бегства Елены из России, ее младшая сестра Верочка вышла замуж за офицера, став госпожой Яхонтовой, а Екатерина Андреевна Витте, обзаведясь семьей и ребенком за год до Елениной свадьбы, родила еще одного сына, чем очень гордилась. Обе молодые женщины были счастливы в браке, полностью погрузились в семейный быт и ни о чем другом, кроме семьи, не помышляли. Жили они дружно, тесно общались, переписывались и использовали любую возможность повидаться. Почти весь год Верочка жила там, где служил ее муж, который, будучи человеком военным, перемещался с места на место, следуя приказу. Летом она вместе с детьми приезжала к своим родственникам в Тифлис, где по-прежнему жила семья Екатерины Андреевны Витте и ее любимые дедушка с бабушкой.

– Интересно получается, – заметила Екатерина. – Мало того что английская газета вообще попала в Тифлис, обрывок вполне мог остаться на улице, залететь в любой другой двор или вовсе быть выброшенным. А попал именно к нам! Словно Леля сама отправила нам это послание с голубем по воздушной почте.

– Неспроста это, – согласилась Верочка. – Знаешь, Катя, я часто вижу один и тот же сон: идет снег, на улице сугробы и зимняя обледеневшая горка. Кто-то катится с нее на санях мне под ноги, но я не могу понять кто, лица не видно. Санки приближаются, человек, катящийся с горки, поднимает глаза – это Леля. Мне кажется, зимой я ее непременно увижу.

– Будем надеяться, что твой сон «в руку», – успокоила сестру Екатерина. – Может быть, в скором времени Леля и впрямь примчится к нам либо в санях, либо на поезде, либо приплывет на пароходе.

– Какая разница, на чем, лишь бы приехала, ведь мы о ней ничего не знаем. Но, судя по этой газетной заметке, у нее должно быть все в порядке. Вероятно, она утвердилась в лондонских музыкальных кругах, дает концерты. Нам остается только догадываться. Интересно, когда она научилась музыкальному мастерству? В детстве, помнится, она не проявляла особой усидчивости у фортепьяно.

– Ты ведь знаешь, Вера, у Лели множество скрытых талантов, которые в детстве могли быть не столь выразительны, – возразила Екатерина. – Ей все дается без особого труда. Я ничуть не сомневаюсь, что если ей вдруг пришла фантазия достичь профессионализма в музыкальной игре, она вполне могла им овладеть.

– Пожалуй, ты права, Катя. Если это действительно наша Леля, то будем счастливы уже тем, что у нее все сложилось замечательно, так, как она хотела.

И вновь вокзальная суета, носильщики, запах железнодорожных вагонов, тесное купе, случайные попутчики, вагон-ресторан, мелькающие картинки деревенских пейзажей за окном – словом, дорога.

Варшавский экспресс, монотонно постукивая колесами по новеньким, только что отстроенным европейским железнодорожным путям, стремительно бежит на восток. Франкфурт, Эрфурт, Берлин остались позади. Завтра Варшава, там пересадка на Петербург, а через день – дома.

Госпожа Блаватская, удобно расположившись в купе вагона первого класса, держит путь в Россию. Она загадочно улыбается, глядя в окно, и о чем-то думает. То тут, то там мелькают за окном немецкие деревеньки с «пряничными» домиками, словно сошедшими с поздравительных рождественских открыток. Вдали виднеются холмы, сосновые леса, покрытые белоснежным инеем, а перед ними расстилаются зимние скошенные поля, раскроенные на разноцветные кусочки, точно лоскутное одеяло, по которому разгуливают косули и, как ни странно, никого не боятся. «Наверное, здесь нет охотников, – решает про себя Елена. – Так бы смотреть и смотреть весь день, не отрываясь, в окно и радоваться красоте природы и жизни». Елена едва заметно улыбается уголками губ и еще глубже погружается в себя. Теперь она смотрит через оконное стекло своего маленького купе, но пейзажа больше не видит. Ее взгляд ушел в себя, он в поисках того, что у нее сосредоточено внутри. В голове возникают картинки из прошлого.

Мысли вертятся, переплетаются в запутанные клубки, появляются новые ниточки, казалось бы, удачных решений, но к ним добавляются новые вопросы, остающиеся без ответа. «Как ее встретят родственники, что скажут, осудят ли, похвалят, откажут?» Никто не может заглянуть в чужую душу, даже она, которая, кажется, умеет читать чужие мысли на расстоянии и видеть сквозь стену.

После десяти лет странствий по миру Елена изменилась. Она уже давно не выглядит капризной, своевольной, не знающей запретов девочкой, глядящей на мир широко раскрытыми, удивленными глазами. Она многое повидала, трудности ее закалили, сделали более опытной, более жесткой, еще более целеустремленной. «Нашла ли я то, что искала? – спрашивала она себя и сама же отвечала: – Пока нет. Но, как говорится, "надежда умирает последней"».

Куда бы ее ни забрасывала судьба, везде Елена искала общения с магами, шаманами, изучала их ритуальные действия, удивляясь скрытым возможностям необъяснимой магической силы. Девушка впитывала в себя все, что могло ей показаться интересным. За эти годы она обогнула весь земной шар, посетила Канаду, Соединенные Штаты, Мексику, Индию, Египет, Европу.

Кем она больше была – туристом или исследователем, собирающим по крупицам впечатления и знания, – никто пока сказать не мог. Ее сестра говорила: «Елена, как спичка, быстро зажигалась, вдохновенно увлекаясь новой яркой идеей или мечтой, устремляясь в погоню за неизвестным. Но потом, когда до мечты, казалось, уже можно было дотронуться рукой, она принималась ее пристально разглядывать, не решаясь взять в руки. Мечта казалась ей серой, поблекшей, не такой уж интересной или вовсе ошибочной. Душу ее охватывало разочарование, и в расстроенных чувствах от неудачи она бросала начатое. Но, как правило, в тот же самый момент, еще не остыв от прошлой идеи, Елена вдохновлялась новой мечтой и с неожиданно вспыхнувшим жаром устремлялась к ней, пока та, как и предыдущая, вела ее за собой. Затем ее охватывало новое разочарование, и все повторялось сначала».