Алексей Суворин - Дневник А.С. Суворина

Сестра Сипягина замужем за Дубасовым. Этот моряк несколько лет тому, входя с броненосцем в Неву, сел на мель или что-то повредил, хорошенько теперь не помню. Дубасов оскорбился, чуть ли не вызвал меня на дуэль. Я отписывался. Дело доходило до вел. князя Александра Михайловича. Таким образом, у Сипягина есть союзники для клеветы на меня. Сколько интриг в этих верхах! Мне вспоминается, как в Висбадене гр. Лорис-Меликов передавал мне содержание письма к Марии Александровне, герцогине Эдинбургской. Мария Александровна это письмо переслала Лорису. В нем рассказывалось, как Лорис, Милютин и еще кто-то задумали конституцию, и Лорис, призвав меня, сказал — «Теперь пишите все. У нас будет конституция». Возможно, что и теперь могу сочинить нечто подобное. Сипягин может сказать государю, что Суворин, мол, проводит диктатуру Витте. Чорт знает, что это за люди.

Два рассказа князя Шаховского: он представлялся государю.

«К несчастью, он говорил со мной только несколько минут, но все-таки я успел сказать ему, что теперь консервативного направления не нужно. Государь вскочил и сказал:

— «Вы знаете, что я запретил Грингмуту хвалить меня. Il est plus royaliste que le roi et plus catholique que le pape».

— «А если настанет время, когда государь и хотел бы, чтоб его хвалили, да никто не станет», — сказал я.

— «Возможно», — сказал Шаховской.

Разговаривая со мной о запрещении «Нов. Вр.» кн. Шаховской сказал о Сипягине:

— «Что ж вы хотите. Я защищал как мог. Но он хочет показать, что ему стоит лишь поднять палец, и все замолчит. Мой доклад у него по субботам. Обыкновенно он оставляет меня завтракать и уходит после к себе. А я остаюсь с его женой и развращаю ее либерализмом».

29 мая.

Два царя у нас: Николай второй и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая и его династии. Его проклинают, синод имеет против него свое определение. Толстой отвечает, ответ расходится в рукописях и заграничных газетах. Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит, и наша администрация поджимает хвост. Сипягину ничего не остается, кроме утешения в фразе, которую он сказал государю: — «Если напечатать ответ Толстого синоду, то народ его разорвет». Утешайтесь друзья, утешайтесь скудоумные правители. Герцен громил из Лондона. Толстой громит в Лондоне из Ясной Поляны и Москвы, громит в России при помощи литографий, которые продаются по 20 коп. Новое время настает, и оно себя покажет. Оно уже себя показывает тем, что правительство совершенно спуталось и не знает, что начать. «Не то ложиться спать, не то вставать». Но долго ли протянется эта безурядица? Хоть умереть с этим убеждением, что произвол подточен и совсем не надо бури, чтоб он повалился. Обыкновенный ветер его повалит.

«Письмо к издателю.

М. Г. Ha днях в некоторых московских газетах сообщалось, что спектакль артиста Н. Н. Орленева, состоявшийся в г. Витебске, 27 июля, дал полный сбор и что часть этого сбора пожертвована г. Орленевым в пользу несчастных витебских погорельцев.

В виду того, что в такой редакции это сообщение может послужить поводом для не вполне точных заключений о размерах благотворительности г. Орленева в отношении витебских погорельцев, Исполнительный Комитет по оказанию помощи пострадавшим от пожара 24 июля, считает своим долгом через посредство вашей уважаемой газеты дополнить известие московских газет сообщением, что со спектакля г. Орленева в распоряжение комитета поступило 13 р. 95 к., что в афишах об этом спектакле было объявлено о предоставлении в пользу погорельцев 15% сбора, и что полный сбор при назначенных г. Орленевым ценах на места должен был дать до 900 р.

Газеты, перепечатавшие известие о пожертвовании г. Орленева, благоволят напечатать и настоящее письмо.

Председатель комитета».

20 августа.

Вчера сгорел Малый театр. Телеграмма Плющевского (подана 2 ч. пополудн.).

«Сегодня 10 час. вечера загорелся неизвестной причины Малый театр, сгорели до тла сцена и зрительный зал, бутафория и декорации, бывшие на сцене. Сезон погиб. Убытки громадны. Завтра советуюсь с Михаилом Алексеевичем и Карповым что предпринять. Буду телеграфировать, писать. — Плющевский».

Я вышел утром гулять. У ворот встретила меня баба, которая приносит телеграммы. Я послал ее в дом не заглянувши. Мне очень тяжело. Храбрюсь, но напрасно. Дело погибло безвозвратно. Счастье меня оставило видно. Может быть, и пора. Достаточно оно меня баловало. Все это ликвидация перед моей смертью.

Завтра отсюда уезжаю в Петербург на разговоры, сожаления, аханья и прочую чепуху.

24 августа.

Была Варвара Александровна Цурикова. Вар. Алекс, старая девушка, очень интересная; два ее рассказа были напечатаны в «Вест. Евр.», один в «Рус. Обозр.» Рассказывала много о Толстом, его сестре монахине, об юродивой Аннушке. Последняя дочь богатого купца, красивая; по смерти отца, дядя, ее опекун, отдал ее замуж за красивого молодого человека, против ее воли. Она на другой день объявила, что не хочет жить с мужем; ни убеждения, ни угрозы, ни колдуны, которых прислали, ничего не могли сделать. Она садилась к стене и кричала: «не подходите ко мне, ради Христа». Ей связали руки назад и колдун ее отчитывал. Она так кричала, что колдун сказал, что ничего не может сделать. Она отказалась от своего состояния и просила дать ей только 200 руб., которые она внесла в монастырь и стала монахиней, городской пророчицей. У нее прекрасный голос и она поет вирши. В Москве ее чают как пророчицу. Старшая сестра Л.Н-ча, монахиня, знала ее тоже и говорила ему, чтоб он с ней познакомился. Л.Н. пришел к ней: она жила в Москве, в том же доме, где и сестра ее. Она сидела между двумя монахинями, когда он вошел, она долго на него смотрела.

— «Вы верите в Христа?»

— «Верю», — отвечал Л.Н.

— «Как в бога?»

Он подумал и отвечал: —«Верю как в бога».

Монахиня говорит ей, чтоб она спела ему вирши.

— «Нет, я ему другое спою». И запела «царю небесный», молитву, которую Толстой ежедневно читает. Потом сказала ему, чтоб он не отнимал овец из стада Христова.

Сестра Л.Н-ча рассчитывала очень на это свидание.

Сестра Вар. Алек., старше Л. Дубенского (42 л. вышла замуж, трое детей), была на-днях у Толстого. Софья Андр. говорила о своем письме к Антонию:

— «Я прославилась на весь мир».

Л.Н. очень огорчен отлучением, по словам ее.

Она рассказывала многое другое. И все просто, образно. Цуриковы бедны. И о бедности просто. Я слушал очень внимательно, и впечатление мягкое, внушающее доброту. Есть старичок, добрый, ласковый, бывший кадет. Он постоянно переписывал ее, Толстого и писал под его диктовку. Гр. Софью Анд. терпеть не может. Раз его выписали из Ясной Поляны в Москву. Дорогою он запил. Он страдал запоем. Графиня раскричалась на него, когда он пришел к Толстым и гнала его. Он просил Л.Н-ча, чтоб он дал переписывать ему хоть в сарае. Дело было зимой, но графиня не позволила. Он не помнит, как он очутился в части и совсем лишился глаза. Когда Толстой диктовал ему о христианстве, показывая на глаз свой, говорил: