Уильям Берк - Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника

На самом деле юридически Геббельс не имел права наградить фрау Легар “почетным арийством”, однако он мог организовать ей исключение или статус члена “привилегированного брака”. [88]Хотя это спасло бы ее от депортации, ей было бы запрещено выходить на публику без сопровождения, ей пришлось бы носить желтую звезду Давида, и, если бы Легар когда-нибудь с ней развелся, она вернулась бы к своему прежнему статусу. Тем не менее номер пятнадцатый в “списке тридцати четырех” могла теперь жить с мужем на их вилле в Бад-Ишгле, защищенная от мучений, до самой своей смерти в 1947 году.

“Я слышал от немецкого источника, что нацистские экстремисты из Германии захватили полный контроль над Австрией и что все австрийцы, даже австрийские нацисты, полностью оттеснены от власти, – сообщал сэр Невил Хендерсон, британский посол в Германии, по возвращении в Лондон 16 марта 1938 года. – По всей Австрии проведены многочисленные аресты, и есть опасения, что против доктора Шушнига и его сторонников может быть развязана кампания возмездия. Здесь я частным порядком делаю все что могу вместе с бароном фон Нейратом и фельдмаршалом Герингом, которому я лично написал касательно положения с Шушнигом и т. д.” [89]Эта просьба об освобождении Шушнига, отправленная Хендерсоном, осталась без ответа со стороны Германа Геринга, некогда его партнера по охотничьим забавам. Однако чуть позже Герман все-таки прислушается к доводам еще одного заступника Шушнига.

С самого начала аншлюса Шушниг вместе с семьей находился под домашним арестом, который обеспечивали силы СА. Затем, 28 мая 1938 года, Шушнига забрали от семьи и в автомобиле с зашторенными окнами доставили в гостиницу “Метрополь” – венскую штаб-квартиру гестапо. Как только его запустили в камеру, бывшую сушильную комнату с зарешеченными окнами на пятом этаже, новые хозяева гостиницы объявили ему правила пребывания: “Доктор Шушниг может курить – пока что, во всяком случае. Позже этому все равно положат конец. Он может заказать еду из гостиничной кухни, если сам за нее заплатит. Часовой будет находиться в комнате постоянно. В течение ночи свет должен продолжать гореть. Когда новый часовой приходит на смену через каждый час, оружие должно быть готово к стрельбе и снято с предохранителя. Кобура должна оставаться расстегнутой. Доктор Шушниг не может подходить к окну или стоять рядом. Если он попытается сделать это, его следует застрелить на месте. Часовой также обязан стрелять в случае, если доктор Шушниг откажется подчиняться приказам”. [90]

Шушнига пытались подавить с помощью лишения сна, физического и психического насилия, интенсивных допросов, а также элементарного унижения. “У меня нет книг, никаких новостей, только компания нового эсэсовца каждый час, и с ними мне тоже запрещено разговаривать. Я не могу спать по ночам, потому что свет, ежечасная смена охранников, досмотры моей постели, моих вещей и т. д., которые почему-то всегда происходят посреди ночи, просто не дают мне заснуть. В шесть утра часовой кричит, чтобы я поднимался… Тогда начинаются мои дневные заботы”, – писал Шушниг в своем импровизированном тюремном дневнике. [91]В одиночном заключении он не мог видеться ни со своим адвокатом, ни даже с невестой, он не смог побывать на собственной свадьбе – о заключенном заочно браке ему сообщили, вручив кольцо в конверте.

Это продолжалось в течение полутора лет, пока Альберт Геринг не побеседовал с одним венским полицейским чином. “От полицейского я узнал, в каких условиях они держат канцлера Шушнига… Когда я прибыл в Берлин, то встретился с Германом в его небольшом дворце и спросил: “Разве это по-немецки – так недостойно относиться к поверженному противнику?” Герман связался по телефону с нацистским администратором Австрии Зейсс-Инквартом, и Шушнига наконец перевели под арест на виллу под Веной, где он воссоединился с семьей”, – так описывал потом Альберт Геринг свою версию событий Нойбаху во время встречи в парижском кафе. [92]

Хотя между предполагаемым временем этого вмешательства и заметным улучшением условий Шушнига есть корреляция, события не обязательно происходили так, как предполагал Альберт или как ему об этом сообщили. Не исключено, что именно в результате усилий Альберта 1 июля 1938 года Шушнигу нанес неожиданный визит госсекретарь по делами безопасности Австрии Эрнст Кальтенбруннер и, в первый раз с момента ареста, его жена. После этого им было разрешено видеться еженедельно, причем визиты должны были “происходить в течение восьми минут по пятницам”. [93]Почти полгода спустя он принимал еще одного нежданного визитера, на этот раз – главного начальника Кальтенбруннера Генриха Гиммлера. Этот был даже любезен с Шушнигом и принес с собой кое-какие дары, а именно новую мебель и радиоприемник. После постоянно нарушаемых обещаний дать ему возможность жить с женой, перемещения в другую гестаповскую тюрьму в Мюнхене и рождения дочери “вилла”, о которой говорит Альберт, наконец материализовалась 8 декабря 1941 года. Правда, это была никакая ни “вилла”, и расположена она была отнюдь не “под Веной”, – это оказалась всего лишь скромная деревянная лачуга в “колонии для спецзаключенных” концлагеря Заксенхаузен под Берлином. Как бы то ни было, Шушниг действительно “воссоединился с семьей” в соответствии с обещанием Альберта. Они так и жили в этих условиях до начала 1945 года, пока снова не были переведены подальше от окружающих союзников в различные концлагеря на юге, в том числе в Дахау. 4 мая 1945 года испытания Шушнига наконец закончились в гостинице Pragser-Wildsee в горах южного Тироля, где он и его семья были освобождены американскими войсками.

Озадаченный противоречием между утверждениями Альберта и событиями, зафиксированными в дневнике Шушнига, я решил услышать историю из уст прямых потомков второго.

В некотором смысле именно с Шушнигом связан первый из множества знаков, которые, как кажется, сами направляли меня по пути расследования истории Альберта. Еще в Сиднее, когда я экономил деньги на поездку, я успел сменить несколько работ на неполном графике. Тогда на пару-другую месяцев моим вторым домом стал видеопрокат на углу.

Учитывая коматозное состояние, вызванное постоянно прокручивавшейся там классикой кино про бездельников из середины 1980-х вроде “Феррис Бьюллер берет выходной” и мелодичным пиканьем, сопровождавшим каждый взятый посетителем диск, мой стаж в видеопрокате остался в памяти сплошным расплывчатым пятном, за исключением одной случайной встречи. В глуши сиднейского пригорода на моем устройстве для считывания как-то раз пикнула членская карта некоего доктора Чушнига. Передо мной стоял сам племянник канцлера Австрии – по крайней мере, так он заявил в ответ на мой шутливый вопрос о родстве. [94]Если б не такого рода встречи с судьбой, племя астрологов и хиромантов давно бы разорилось. Но, притом что я не склонен к суевериям и даже старомодные идеи предназначения или фортуны меня не влекут, этой случайной встрече все-таки удалось проникнуть куда-то в глубины моего подсознания. Она стала маленькой пластинкой, которую я всегда проигрывал, когда мне досаждали голоса скептиков, благодаря ей я укреплял свою решимость продолжать расследование. Она же оказалась первым шагом в поиске остальных потомков Шушнига.